Уткнувшись лбом мне в висок, говорит мне прямо в ухо:
— Павлик лежит у меня на руках, обнажённый, как младенец. У него мускулистая грудь и живот, который напрягается, когда я провожу по нему ладонью. Я двигаюсь ниже, там жёсткая щёточка волос, затем...
Она делает паузу, жарко дышит мне в щёку запахом ликёра и продолжает:
— Ленка в детстве была худенькая, ела мало, а Павлик это дело наоборот, любил. Я положу его на спинку, сама наклонюсь над его ножками, он безошибочно хватает почти полную грудь и сосёт, а я беру в рот его писюн. Ты пробовала так? Он сосёт меня, а я его. Это так необычно, так возбуждающе. Ты пробовала так?
— Если бы я только знала, что ты с ним творишь, извращенка!
— Ну, он же маленький, он ничего не запомнит. А мне приятно.
— «Не запомнит»?! – вырвалось у меня, и я тут же кусаю себя за губу. Женька ведь не знает, ЧТО он помнит...
У меня вырывается стон.
— Однажды он мне даже написял в рот! – довольно смеётся Женька – Его писюн напрягся и брызнул мне в рот горячую солёную струйку. У меня было ощущение, что мальчик в меня кончил.
— Мне страшно даже представить, что ты делала с ним в вашу последнюю встречу. Ты что, решила его совсем развратить? – вырвалось у меня.
— Да нет... Я, конечно, не удержалась от того, чтобы поласкать его, погладить, подержать в руке... Знаешь, у меня много лет не было ничего такого. Он был такой твёрдый, горячий, он буквально истекал любовным соком...
— Ради Бога, прекрати, пожалуйста!
— Мальчик был сильно возбуждён. Так приятно сознавать, что ты можешь так завести молодого человека! Тебе этого не понять.
— Я не желаю ничего больше слушать! – сказала я и попыталась подняться, но мне это не удалось.
Женька удержала меня.
— Ты же сама хотела знать подробности, вот и слушай.
Она выпрямилась, картинно подперла подбородок запястьем и со своей прической вкупе с жемчужным ожерельем, стала похожа на поэтессу эпохи декаданса. Закрыла глаза и, вздохнув, продолжала мечтательно:
— Павлик был так нежен со мной! Ты не представляешь. Видишь мою кровать? Мы стояли около неё обнажённые, напротив друг друга. Он привлёк меня к себе, но полностью соприкоснуться нашим телам мешал его... мешало его возбуждение. Его руки скользили по мне, и моё тело отзывалось вспышками удовольствия от этих ласк, и какой-то внутренней дрожью. И я словно закипала снизу от неспешного жара, который подступал и охватывал меня. У меня много лет не было мужчины, и вот меня держит в руках красивый юноша, стройный и мускулистый как Аполлон. Он целовал меня в шею, его поцелуи жалили меня как пчёлы. Затем его руки перестали двигаться по мне и легли на мои бёдра сбоку. Это был некий триггер, который завёл меня окончательно, я уже хотела его животным желанием мартовской кошки. Если бы мы продолжали так стоять, то я бы наверное, полезла на него как скалолазка. Словно почувствовав это, он поднял меня и осторожно положил на постель.
Женя потянулась к столику, достала длинную сигарету с мундштуком и закурила, медленно пуская дым, что сделало её ещё более похожей на эмансипированную поэтессу эпохи Блока. Она попыталась что-то сказать, делая жесты своей сигаретой, но кроме этих жестов ничего не последовало, словно она пыталась, но не могла выразить некую свою мысль в стихотворной форме.
— Не могу передать своё состояние. Я не была просто одинокой женщиной, которая дорвалась до секса. Ведь Павлик для меня не просто какой-то абстрактный мужчина, я воспринимаю его как сына.
Трудо-выебудни Сони Мармеладовой. Часть 4 