— Мы встретились здесь, не далеко, у школы. Он помог мне дотащить сумку. Я давно его не видела, он так вырос и возмужал...
Она осеклась и бросила на меня осторожный взгляд.
— Но в ту первую встречу он показался мне каким-то потерянным. Одиноким, что ли. Смотрел как бы внутрь себя. Печаль, отрешённость и какая-то растерянность во взгляде. А дальше...
Она замялась, подбирая слова.
— Он почувствовал, что я ощутила и поняла его состояние. Поняла не так, как это мог бы понять любой наблюдательный человек, а прочувствовала его одиночество, потянулась ему навстречу в сочувствии и любви.
Она опять съёжилась и бросила на меня взгляд искоса.
— Материнской любви. Я вела себя с ним, как с ребёнком, и он буквально растаял от моей ласки. Нет, понимаешь, это не было инфантильностью с его стороны. Он как будто возвращался в своё детство, купался в нём, а я помогала ему ощутить это. Для него это было как вспоминание прошедшего. Он нормальный молодой человек, и в следующую встречу он вёл себя со мной как мужчина. Опытный, нежный, бережный, который стремится подарить тебе радость физической любви.
Она остановилась, нервно потирая тыльные стороны ладоней и избегая смотреть на меня. Я почувствовала, как у меня начали пылать щёки.
— Ты упомянула про следующую встречу. Ты пригласила его к себе?
— Нет-нет! – быстро ответила она – Он сам позвонил и попросил разрешения прийти и извиниться...
Она осеклась.
— Извиниться? За что?
На этот раз густо покраснела она.
— Наташа, я не могу говорить об этом, это... Это слишком личное. Его чувство вины было надуманным, точнее, это чувство от его от чрезмерной заботы ко мне. Если ты так настаиваешь, то он извинялся за естественную реакцию мужского организма в прошлую встречу.
Мы обе сидели с сильно порозовевшими щеками и бросали друг на дружку быстрые взгляды.
— Жень, ты мастерица говорить обиняками. Это ведь мой сын. И «слишком личное» между ним и тобой меня сильно беспокоит.
— Наташа, я ведь вижу, что ты меня уже ревнуешь к нему. Если я расскажу тебе все подробности, это только усугубит ситуацию.
— Я ревную?! Ревную к тому, чем вы здесь занимались?
— А ты что, знаешь, чем мы занимались?
— Конечно, знаю. Вы занимались чтением Библии вслух, не иначе.
— Нет. Ты ревнуешь ко мне за то, что я первая проявила к Паше материнскую любовь, а не ты! – Выпалила она.
Я вскочила в гневе.
— «Материнскую любовь»?! Это что за материнская любовь, о которой тебе даже стыдно говорить?
Женя быстро поднялась на ноги и примирительно обняла меня.
— Наташа, не надо так. Мы переругаемся вдрызг, и от этого только всем будет хуже. Если хочешь, я расскажу тебе всё. Но ты подумай, как ты воспримешь все интимные подробности. Зачем тебе это?
Она настойчиво усадила меня на диван.
— Пожалуйста, не считай меня врагом, ни тебе, ни Паше. Просто представь себе, что я – это ты. Разве ты можешь причинить вред своему сыну? И как ты думаешь, просто тебе будет изложить всё даже самой себе? А ведь Павлик для меня – как сын.
Она пристально посмотрела мне в глаза.
— Единственное отличие меня от тебя в том, что я могу позволить себе с Павликом то, что ты не можешь позволить себе. Ты же всё понимаешь. Разве я не права? И получается, что ты злишься на меня именно за это: я могу себе позволить, а ты – нет.
Она буквально раздавила меня своей логикой. Я откинулась на спинку дивана, чувствуя какую-то безнадёжную пустоту внутри.
— Тебя послушать, так я ущербная мать по сравнению с тобой. Этак любая