Пляж действительно был хорош! Он протянулся вдоль берега метров на пятнадцать, в ширину – на пять-семь, и полого спускался к воде. У другого берега было глубже, и там росли белые кувшинки. Мы разулись и, отвернувшись друг от друга, начали раздеваться.
Я снял кепку-бейсболку, стянул майку и взялся на ремень джинсов.
— А я уже голенькая! – радостно завопила Ада, и, сверкая белым аппетитным задком, кинулась в воду. – Догоняй!
Следом за Адой бросился в воду и я. Глупо, конечно, но своей начальницы я стеснялся, как мальчик на первом медосмотре. Хорошо, что я зашел в воду только по колено. Потому что директриса тоном, не терпящим возражений, приказала:
— А ну, снимай! У нас равноправие!
Пришлось подчиниться.
Вдоволь накупавшись и набегавшись на мелководье, я улегся на теплый песок, а Ада взялась за мои джинсы. Она положила их, мокрые, на песок, натерла мылом и прополоскала в проточной воде. Затем положила на большой камень, набравший за день солнечное тепло. Так же она обработала майку, а трусы я не успел намочить. Пока мои вещи сохли, Ада прилегла рядом.
У худых женщин есть свои достоинства. У них нечему отвисать. Это раз. Во-вторых, задница обычно крепче. И лобок. Он чаще всего выпуклый, а с волосами – это настоящий холмик Венеры, поросший первобытным лесом. Ада лежала очень близко, и ее волосы, высыхая, стали пушиться. А минусы – тонкие руки и ноги обычно никто не замечает, если соски торчат, словно они из твердой резины. И еще глаза-глазищи цвета аквамарина!
Я уже хотел перевернуться и навалиться на Аду, потому что член покраснел от притока крови, но она меня аккуратно уложила меня назад, на спину. «Я – твоя начальница, и должна быть сверху!», – снова приказала Ада. Вот такие пироги!
Я иногда не понимаю женщин: наслаждаются они или мучаются, страдают. Стонут они одинаково! Когда Ада усаживалась на член, ее маленькие нежные губки подогнулись и втянулись внутрь. Но и большие, те, что с волосами тоже деформировались, потянув за собой лобок. Мне было плохо видно, потому что солнце садилось и светило Аде в спину.
Когда же член целиком вошел в Аду, я протянул руки и, схватив ее за запястья, потянул на себя, получив возможность как-то двигаться. Когда же она утомленно улеглась, я положил руки ей на талию, а талия у нее в отличие от тети Маши, была, стал Адой дрочить член, словно резиновой куклой. Вот тогда она потекла! Член ходил все легче и легче, и я перестал ощущать упругие стенки ее влагалища...
Потом мы еще полежали, подмылись, вытерлись Адиным полотенцем и стали одеваться. Джинсы и майка просохли, подсели и обтянули мою фигуру: брюки – бугор, как у балеруна, а майка – грудные мышцы.
С пляжика мы двинулись в ресторан «Лагуна». Я, наученный горьким опытом, начал высматривать шпану, но никого нам не попалось. Никогошеньки! Вот и славно, вот и хорошо! Ресторан, представлявший собой деревенскую избу, а рядом кухню-сарай, оба сооружения под профнастилом, был пуст, и официант в образе трактирного полового обрадовался нам, как родным.
— Егор! – сказала Ада официанту. – Подайте нам комплексный обед и шампанское-брют на вынос.
Половой метнулся к окну выдачи и принес нам два обеда, мне – номер один: суп с уткой, картофельное пюре с двумя сосисками под хреном и компот, Аде – номер два: борщ с салом, капуста с котлетами и малиновый кисель. Мы подумали и поменялись. Сосиски пошли к капусте, а котлеты к картошке. И съедены были так же, как и борщ