бабушку. Только в прихожей, куда она вышла меня перекрестить на дорожку, тетя Маша перестала плакать. Я ее обнял, поцеловал мокрые губы, подхватил необъятную сумку и вышел на лестничную площадку.
В вагоне электрички «Москва – Серпухов» почти никого не было, я сел на двойное место в самой начале вагона, поставил на сидение рядом сумку и привязал ее за ручки к руке шнурком от ботинка. Мерное покачивание вагона, стук колес на стыках рельс и тихое бормотание помощника машиниста в динамиках на остановках подействовало на меня так успокаивающе, что я уснул и проснулся от сильной тряски. Два контролера, мужчина и женщина по очереди трясли меня за плечо и требовали показать билет. Билет-то у меня был, а сумки уже нет. Остался только шнурок, привязанный петлей к руке и аккуратно отрезанный чем-то острым. Вся моя одежда, две смены белья, книги по педагогике, тетради с лекциями по текстилю ушли в небытие. Я входил в новую жизнь с небольшой суммой дорожных денег и острым желанием дать кому-то в морду.
В автобус я вскочил, когда водитель уже завел мотор. Меня встретила матерого сложения кондукторша, которая сразу предложила взять билет. «Я доеду до школы номер четыре?», – спросил я у кондукторши. Она радостно закивала и расплылась в улыбке. Оказалось, что я хоть с этим угадал. Повезло!
В небольшом, в общем-то, Серпухове очень длинные улицы. Одни идут вдоль железной дороги, другие – вдоль реки. А крупных рек там целых две Ока и Нара. Мы долго ехали по улице Ворошилова, а она все не кончалась, пока после моста не превратилась в улицу Ленинского комсомола. Потом мы повернули направо и оказались на Пролетарской улице. А там и до улицы Коншиных было недалеко.
На зеленоватом четырехэтажном здании было две таблички: «Общеобразовательная школа номер четыре» и «Женский пансион с проживанием «Дарья». Дверь была одна, а табличек две. Я долго колотил в дверь, собрался уже уходить, как она открылась. На пороге, держась за дверную ручку, стояла высокая, худая, в синем платье с белым воротником, отдаленно напоминавшая Мэри Поппинс из нашего фильма женщина. Но с короткой стрижкой на седоватых волосах.
— Вы когда ремонт закончите? – начала она беседу на повышенных тонах. – Начали ремонт и исчезли?
— Дайте войти, – как можно спокойнее ответил я. – Я позвоню, и все будет.
В кабинете, который был забит почти до отказа мебелью, книгами и каким-то столовским оборудованием, было тесновато. Да чего там, тесно было, не повернуться. Мы прошли вдоль школьного барахла к окну, где стоял стол, на нем еще много чего, и лежал блокнот, открытый на странице с телефонами. Один из телефонов был жирно подчеркнут красным, и я набрал именно его. Вдруг угадаю?
Сигнал АТС прогудел, наверное, раз пятнадцать, прежде на чем на другом конце провода кто-то поднял трубку.
Замок 