— Хорошая у нас работа, Ада. Из детей людей делать.
— Хорошая, – согласилась Ада. – Только нервная. Особенно с младшими.
— А сколько у нас младших?
— Двадцать пять. И старших двадцать пять. Больше наша «Дарья» пока принять не может. Еще чая?
— Пожалуй, хватит.
— Тогда спать. Я тебе рядом постелю.
Думал, комната. Оказалось, кладовая с раскладушкой. Везет же мне с кладовыми!
Когда я улегся, Ада заботливо укрыла меня одеялом. «Ты меня ночью не беспокой», – сказала Ада. – «Завтра строители придут, гонять их буду. Поспать надо». И ушла, а я повернулся на правый бок и уснул, думал, до утра. Оказалось, что нет.
Меня разбудила одна из девиц, та, что с книгой была. Она нагло растрясла меня за плечо и приложила палец к губам, тихо, мол. Хорошо, что я был в трусах, а то бы напугал девушку с книгой. А может, и нет. Мы очень тихо, босиком, прокрались мимо спящей Ады, вышли в коридор, и только тогда перевели дух.
— Ф-фу! – выдохнула девушка. – Поскольку Вы наш воспитатель, значит должны посмотреть сцену из спектакля «Сатиры и нимфы».
— Ночью? Спектакль?
— А когда? Днем строители сновать и вонять будут. Ночью самое время для сортиров. Ой, для сатиров!
Вас как зовут-то, девонька! – спросил я, едва мы отошли подальше.
— Тамара. Тома. Мара. В детстве, когда я пачкалась, мама называла меня Мара-замарашка. А отец – Тома.
— Все-таки Тома лучше. Как-то по-русски.
Вот зачем китайско-пакистанская текстильная промышленность выпускает такие рубашки? Совсем короткие и прозрачные, ничего не скрывающие, ни юных грудок, ни нежных волосков.
— Так в чем суть вашего спектакля?
— Девица, гречанка, заблуждается в лесу и начинает блудить.
— Лучше написать – теряется в лесу и начинает искать дорогу домой. Дальше?
— Нимфы ее, заснувшую, находят и пытаются ей помочь, а сатиры им мешают. Потом все делают «динь-динь».
— Есть небольшой балет «Послеполуденный отдых фавна». Там фавн, он же сатир, спит на скале. Потом появляется нимфа, несколько нимф, они танцуют, танцуют.... Найдите кассету и посмотрите. Жаль, в пансионе видеомагнитофона нет.
— У меня дома есть. Три!
— Ох, ты! Вы неплохо живете!
— Мы отлично живем! – гордо сказала Тома. – Мой отец – олигарх!
— Очень хорошо! Может, Ваш отец для нашего кружка телескоп купит? Или, хотя бы, денег даст?
— Даст, обязательно даст! Он меня любит! Меня все любят.
— Так почему Вы здесь, и живете в подвале?
— Для разнообразия. Да и понты надоели: охранники, шоферы, машины к школе. Но связь с домом не теряю, по мобиле звоню. А у Вас есть мобильник?
— Нет, некуда звонить. Матери в Смоленск я и по межгороду позвоню.
А девочку можно немного подоить, подумал я.
— Мне часы нужны. Простенькие какие-нибудь с датой, днем недели и автоподзаводом.
— В воскресенье пойдем в город, и подарю Вам часы. А сейчас пойдем в дортуар. Девчонки бесятся, наверное, да и ноги на камнях озябли.
Ну, я альфонс!
— А почему они лежали в одной кровати? – как бы между делом поинтересовался я. – Фройляйн лесбос?
— Так, по мелочи...
В дортуаре свет не горел, девчонки не бесились, а тихо спали, обнявшись. Точно, лесбиянки, подумал я.
— И что делать будем? – прошептал я на ушко Тамаре.
— Спать. Четвертый час уже...
Я, уже не скрываясь, прошел в свою клетушку и шумно повалился на раскладушку. Ада проснулась и сонно пробормотала:
— Ты где был?
— Отлить ходил. Спи...
Утром хотел еще поспать после Адиного завтрака, но в семь пришли строители, стали орать и греметь, то есть, вплотную занялись
С МАМОЙ ПОСЛЕ АРМИИ 