языка. Её клитор превратился в отдельный элемент, выпяченный и выдавленный на поверхность половых губ моим неустанным облизыванием. Потеряв контроль, Оля увлекла и меня за собой в пучину дикого отчаяния. Она билась как рыба, заглотившая крючок. Я кончал в распахнутый рот, сжимавший меня кольцом. Моё распаренное влагалищными соками лицо тёрлось остервенело об розовое пятно, сковавшее меня в нежных горячих объятиях. Мы кончили одновременно, если можно так сказать про два агонизирующих бьющихся в аритмии тела, слившихся в безумном танце, дикой скачке с ожидаемым концом.
Оля повалилась головой на моё бедро и долго облизывала и обхаживала увядающую колбасу члена. Её густые тёплые волосы нежным водопадом рассыпались по моим ногам, стекали в пах, грели яички. Ещё долго приходил в себя и мой расплавленный мозг. По инерции доглаживал я ласковый розовый бугорок между Олиных ног, открывший для меня столько счастливых моментов бытия.
8
Оглядываясь назад, я не могу не признать, что именно мой пофигизм, местами эгоизм и даже жестокость, выраженные в юморе, готовности посмеяться над собой, унизить в шуточной форме партнёршу по сексу (другого статуса для Оли я на тот момент ещё не придумал) — именно эти банальные черты, которыми я бы никогда не стал гордиться, не случись со мной такого смехотворного горя, как Катин уход в глубокое подполье, именно они, судя по бурной реакции, так сильно и зацепили и привязали ко мне Олю. Я был абсолютно разным человеком с Катей во время ухаживаний и с Олей во время так бурно переживаемого нами негласно заявленного медового месяца.
— Хуй в железо, пока горячо! — выражал одобрение Алекс, слушая скупые рассказы, доходившие до него с полей сражения. — У меня полный штиль, — вздыхал мечтательно.
Мне было жаль друга, невероятно совестно, что вот я наконец дорвался до вагины обетованной, а он вынужден прозябать на лучших баскетбольных площадках страны. И нет у полового гиганта мысли остановиться на секунду, отложить мячик в сторонку и запариться не по-детски, перегнав всю свою нечеловеческую жизненную энергию в женское бренное тело.
Однажды я свёл их вместе: Олю и Алекса. На нейтральной территории мы обозначили интересы презабавнейшим общением:
— Я в баскетбол играть не умею, — с благоговейным трепетом отчитывалась моя куколка, круглыми немигающими глазами ошарашенно пялясь на исполина Алекса. Он стоял на ступеньку ниже, но всё равно возвышался над нами. — Мы на физкультуре только в волейбол играли.
Алекс ухмылялся довольной харей, полной щей. «Если есть на свете святой блаженный человек, — думал я, — безбожник и хамоватый добряк-девственник, то вот он стоит перед нами собственной персоной!»
— Классная она! — заметил он завистливо, когда Оля покинула наc.
— Такой здоровый! — восторженно пролепетала Оля, когда мы вечером вспомнили об Алексе.
— Да, он огромный, — ухмыляясь, отозвался я. — Во всех отношениях просто монстр.
— В каких отношениях? — Оля с недоверием уставилась на меня.
— Ну, в тех отношениях, — я взглядом указал вниз.
Оля усмехнулась.
— А ты что, видел? — её губки приоткрылись. Интерес в её глазах проявился неожиданным блеском.
— Было дело, — я улыбался, притворно скучающим взглядом вёл по комнате, будто находился в поиске чего-то крайне незатейливого, типа пульта от телевизора.
Оля помолчала. Краснея, она отворачивалась и улыбалась, как напроказившая деточка.
— И как он, больше, чем у тебя? — не удержалась она. Встретившись со мной взглядом, она тут же прыснула со смеху и накрыла лицо руками. Выглядывая сквозь пальчики, продолжала нервно посмеиваться.
— Ну я не видел его в рабочем, так сказать, состоянии, — с умным видом принялся рассуждать я. — Но то, что