волосатой рукой провел сверху вниз по белым, круглым полушариям.
Тут к безмолвно сидящим на диванчике Лиде с Тоней обратился Смирнов, секретарь парткома:
– А вы почему не участвуете в представлении?
Сычев ответил за них:
– Это новенькие, еще не обучены, – и, подумав, решил, что новеньких можно «попробовать» прямо с гостями. В конце концов, еще не было случая, чтобы женщина не покорялась его желаниям.
Однако Смирнов, которому Сычев раньше приводил уже готовых жертв, понял ситуацию и решил помочь своей властью:
– Жены арестованных врагов народа могут пойти вслед за ними, если характеристика с места работы будет соответствующей, вдруг вне связи с предыдущим разговором и событиями, обратился он к враз побледневшей Тоне.
Сычев, вскочив со стула и подбежав к диванчику, схватил ее за руку и вытащил на середину кабинета к троице из двух стоящих лицом вниз полураздетых женщин и молодого грузина, убравшего руку с тела Верочки и с интересом наблюдавшего за новой жертвой. Мужчин было четверо, и они подсознательно уже распределили женщин.
Сычев, отпустив ее руку, не терпящим возражения голосом скомандовал:
– Быстро раздевайся, а то отправим вслед за мужем.
На глазах у Тони навернулись слезы. Но деваться было некуда, угроза была не пустой – по представлению парткомов людей отправляли в тюрьму, а дома у Тони была требующая ухода больная мама. Мужа ее арестовали месяц назад, и она смирилась с мыслью о том, что разлука будет долгой. Но последнее время за врагами народа последовали члены их семей, и она очень боялась, что мама останется одна. Тоня была натуральной блондинкой, с большими голубыми глазами и, несмотря на недостатки фигуры небольшую грудь привлекала внимание мужчин. Деваться ей было некуда, и покрывшись, как и Зоя Алексеевна, красными пятнами на лице, Тоня потянулась к пуговицам на груди. Но Сычев, понимая, что ничего особенного там не увидит, сказал:
– Ты давай сначала нам снизу все открой.
Тоня заревела уже навзрыд, теребя платье на груди. Смирнов же, увидев, что сопротивление сломлено, подбадривал:
– Давай, давай, снимай трусы.
Тоня, запустив руки под юбку, долго копошилась с пристежками чулок, отцепляя их, а затем, неловко переступая ногами, чуть не упав, спустила вниз трусики. Сычев, уже не церемонясь, развернул ее лицом к двери кабинета, и наклонив вперед, свободной рукой задрал подол на спину, как неделю назад сделал это с Лидой. Теперь к портрету Сталина повернулись три обнаженных женских зада с открытыми промежностями.
Дикий страх, который охватил Лиду, когда она увидела, что Тоня сама раздевается перед пьяными мужчинами, прошел. Она вдруг вспомнила, что дверь кабинета не закрыта, вскочила с диванчика, вылетела в приемную мимо застывшего от неожиданности Сычева, и помчалась дальше в коридор и к выходу.
Добираясь домой и вспоминая произошедшую на ее глазах бесстыдную сцену, Лида твердо решила завтра же подать заявление на увольнение и, отработав положенные две недели, искать другую работу.
Дома ее поджидал радостный муж:
– Мы завтра на балет идем, – помахивая билетами, прокричал он. Ты где так задержалась?
И Лида решила ничего ему не рассказывать, не портить праздник.
Все это Лида вспоминала, вертясь перед зеркалом в нарядном платье и очень опасаясь идти на работу, увидеть Сычева, своих униженных сослуживиц. Получалось, что сегодня она будет только дополнительно дразнить начальника. Но расстраивать Андрея ей все равно не хотелось. «Как-нибудь обойдется, к тому же все равно сегодня напишу заявление», – успокаивала она себя, подходя к наркомату.
На входе, после предъявления пропуска к ней подошли двое мужчин в военной форме и предложили пройти с ними. Потом они долго ехали на черной «эмке». Зажатая на заднем сиденье между двумя мужчинами, Лида не решаясь
Ария Риголетто 