углядеть так и не смог, хотя едва не выдал себя неловким движением, присматриваясь. Вот так...
В образовавшуюся паузу тут же вклинилась Рита:
- Хи-хи... А у кого дырку разглядел впервые? У Иришки?
Сергей рассмеялся:
- Нет... Хотя Иришкина самая красивая. Ну, может, только чуть покрасивее твоей!
Рита засмеялась, довольная:
- Угодник дамский... Ну, так все-таки: у кого? У... как их: Дяди Колиных дочек? Всех сразу?
- Смешки тебе.... Там любовь была, настоящая... Ну вас.
Расстроившегося Сергея уговаривали всем коллективом минут пять. И, наверное, так бы и не уговорили, если бы похотушка Ирка, плюнув, не попыталась утащить мужа и друзей "у койку". Поглядев на чуть ли не подпрыгивающую от сексуального энтузиазма жену, Сергей плюнул, вредно проворчал: "Все б вам, куры, под петухом квохтать", и обернулся к Рите:
- Ладно, расскажу, раз просишь... Отдельная история, тоже с Николаем Абрамовичем связанная.
Теперь пришла очередь обижаться Ирке, но она быстро поняла, что народ, кроме нее, и впрямь к разврату пока не готов, а потому вынуждена была сначала смириться. А потом и впрямь успокоиться: письки еще почешем, а стих на Сережу находит не каждый раз. Еще, может, чего и сдаст ею не знаемого, что тоже не вредно для случаев, когда самой повредничать надо.
- За первую зиму, что мама с Николаем Абрамовичем друг друга любили, мы с ним сошлись довольно близко. Хороший он был мужик, дядя Коля. Сильный, честный, умный...
Сергей тяжело вздохнул.
- Я к нему ну не то, чтобы как к отцу стал относиться, но очень по-свойски. Своего-то я и не помню, он в сорок втором, где-то под Старой Руссой, без вести... А парню в четырнадцать лет отца надо. Ну, я и притулился немного. Он все понимал, да и сына у него не было, так что, наверное, тяга была обоюдной.
В начале лета следующего года позвал он меня на рыбалку. У него к тем порам, после всех загранок, образовалась личная машина. Четырехсотый «Москвич».
Народ, кроме уже слышавшей эту историю Ирины, выдал дружное «О»! По тем временам наличие у человека личной машины было случаем редчайшим. Сергей, понимающе улыбнувшись и кивнув в подтверждение сего чуда головой, продолжил:
- Поехали вчетвером, дядя Коля, я и обе его дочки. Дочки – близняшки, Верка и Лерка, мои ровесницы. Я с ними и до этого пару раз виделся, водил дядя Коля весь выводок разок в кино, разок так – в парк, погулять, мороженого поесть. Вроде как знакомил, у него, наверное, на мою маму планы долгосрочные были, теперь уж не узнать...
Девчонки были восточные: с густыми черными, короткими по тогдашней новой моде волосами, темно-карими, очень живыми глазами и удивительно белой, свойственной чаще рыжим, чем брюнеткам, чистой, бархатной даже на вид, кожей. Физиономии без чрезмерных признаков ума, но живенькие, симпатичные, фигурки еще во многом нимфеточьи, тонкие, хотя уже все есть: сиськи маленькие, лифчиков еще всерьез не требующие, попки небольшие, но уже вполне округлые, ножки еще тощеваты, но уже вполне женские, стройненькие.
Отношения у нас с ними были, считай, никакие: ну похихикали дружно в те разы, да и все. Они со мной, правда, заигрывать пытались, и, как я сейчас понимаю, уже весьма умело. Но мне они были не особо интересны, мне дядя Коля куда интереснее был. А эти – наверное, вроде младших сестер: не сильно вредные, ну и хорошо, и Бог с ними.
Сестры сестрами, но перед самой поездкой я все же поиграл в туалете со своим дружком. Во-первых, хотелось, а во-вторых, на всякий случай: мало ли, что там, на озере, да еще при двух девицах, будет. Чтобы вел себя приличнее.