Сам дядя Коля заведовал хирургией в нашей больнице, а до этого, всю войну и несколько лет после, мотался по заграницам врачом то в посольствах, то на кораблях. Оттого человек он был по взглядам совсем «не наш», - Сергей рассмеялся, - я б даже сказал, чуждый был человек... И слава Богу. Впрочем, и мама моя тоже была не из первобытных коммунистов. Ну, это вы уже поняли...
Сергей улыбнулся.
- Предполагаю, что первый раз они с мамой перепихнулись где-нибудь под кустом, пока еще тепло было. Причем обоим очень понравилось. Ну, вот бывает так, что ключик к скважинке подходит прямо идеально, правда, Ириш?
Ирина повела плечами и довольно хмыкнула.
- Ну, за оставшиеся пару месяцев тепла они только во вкус вошли, отчего мама стала все время, как после Шурочки, - совсем мягкая. А тут зима, и стало им негде. Как мама не в командировке, приходит Николай Абрамович вечером к нам в гости, сидят они с мамой за столом, чаи гоняют, я тут же на уголке уроки делаю, они мне вдвоем, если надо, подсказывают. Идиллия. Вот только взгляды оба голодные то друг на друга, то на койку мамину кидают. И, ближе к ночи, начинают почему-то на меня неласково коситься – ну ладно, дядя Коля, но и мама тоже. А прощаясь в коридоре, так целуются и шепчутся, что по всей квартире слышно.
Посмотрел я на все это дело пару вечеров, подумал хорошенько: чего им надо, яснее ясного, но - как? Не уходить же вечером из дому? Во-первых, лень, во-вторых, неплохо было бы это кино если не посмотреть, то хоть послушать, в-третьих, мама, даже если меня и отпустит, волноваться будет.... Или не будет, а будет ей совсем не до меня? Последнее меня тогда, по молодости, волновало не сильно, но - мысли были точно. Видите, какой я был хороший сын, - засмеялся Сергей. - Ну, чего-то надумал, только ждал случая.
Долго ждать не пришлось: дело шло к весне, через пару дней мамин день рождения подоспел. Ничего особенного не устраивали, принес дядя Коля пару бутылок портвейна крымского, мне полстаканчика налили, остальное сами выпили. Смотрю, а они уже между собой не разговаривают, а прямо урчат, а на меня не смотрят, а буквально щурятся, как на врага какого. Время – девять, уроки я еще до дяди Колиного прихода выучил.
Стал действовать по задуманному: изобразил, что у меня от того полстакана портвейна глаза совсем уже слипаются, сказал взрослым: «Спокойной ночи!», разделся, залег к себе в койку, попой к ним, и закрыл глаза.
Лежу, прислушиваюсь. Слышу, мамина кровать скрипнула тяжело: дядя Коля, до этого на почетном месте, на стуле, сидевший, к маме подсел, и тут же зашуршало что-то, мама вроде чуть застонала ласково, зачмокало... Спустя немного уже не зачмокало, но захлюпало и запахло, точно как тогда, когда мама себя сама ласкала, и раздался мамин задыхающийся шепот:
Слышу, койка скрипнула облегченно. Похоже, дядя Коля встал, обошел стоящий между кроватями стол, наклонился надо мной. Я лежу и чувствую: хуй стоит, даром, что специально вздрочнул после обеда, веки дрожат... Ну, хуй-то он под одеялом, наверное, не увидит, на боку лежу, но по векам – точно поймет...
Но дядя Коля помолчал секунду и каким-то странным, веселым громким шепотом сказал:
- Маш, спит, как убитый. Хватило ему полстакана, теперь до утра...
Пробрался мимо моей кровати, выключил электричество. А света в комнате все равно полно, даже цвета никуда не делись: прямо над окном, на стене