сначала упёрся в лобок, затем пару раз скользнул набухшей головкой вдоль половых губ, а потом целиком проник и скрылся меж них.
Раздвигая окутавшую его нежно-розовую влажную плоть, он без труда овладел тесным пространством возлюбленного чрева. С первой же секунды мужчина подчинил своему напору и ритму всё тело страстной Жозефины, как проделывал это когда-то сотни раз.
Матильда, воплощавшая сейчас собой образ заблудшей в лабиринтах измен, интриг и страстей жены часовщика, буквально каждой клеточкой своего нутра прочувствовала, что может сотворить с женщиной много лет неутолённое мужское желание.
Ей вовсе не приходилось притворяться – громкие и страстные стоны сами собой заполнили дом, как только разъярённый долгим воздержанием внушительный таран проник в её тело. Она то подлетала вверх на пружинящем мягком матрасе, то с силой снова и снова оказывалась вдавленной в него под размашистыми толчками Жана.
Под мерный скрип старой кровати он наслаждался стонами жены, постепенно переходящими в вопли. Его заинтересованный взгляд всё чаще направлялся туда, где низ его живота с силой припечатывался к блестящему от смазки женскому лобку. Всякий раз сминая и тем самым томительно ублажая набухший розовый бутон, он кратно умножал женское сладострастие.
Дело было ещё и в том, что он всегда мечтал, но никогда не решался попросить Жозефину избавиться там от волос. А сейчас она лежала под ним, широко и бесстыже расставив свои красивые ножки, и почти кричала от принимаемых в совершенно лысое лоно его жёстких палок.
Уже минуты через три порог женской чувственности был преодолён, и Матильда в облике Жозефины стала испытывать самый настоящий перманентный оргазм. Всё её тело покрылось мурашками. Яростно сношаемая твёрдым членом безволосая щель стала всё чаще и всё заметнее выстреливать вверх небольшими горячими фонтанчиками женского экстаза.
Жан прекрасно помнил, как долго и мокро умеет кончать его Жозефина. Помнил и как в их первую брачную ночь они с ней обмочили аж три комплекта постельного белья. Но смотреть, как сквиртует под ним его любимая, сладко обсасывая гладкими губками ритмично вгоняемый в неё кожистый, блестящий от любовных соков и покрытый вздутыми венами поршень – это совершенно новое и не повторимое наслаждение.
И только когда женские крики, сопровождаемые жалобным скрипом старой мебели, стали срываться на фальцет, а фонтанчики сквирта иссякать, Жан опять зарычал как лесной зверь. Потом на мгновение замер, а его огромный и твёрдый член стал впрыскивать семя мощными струями в мокрую, горячую и глубокую щель возлюбленной.
Спермы было так много, что она тут же хлынула наружу. Стоящий колом и всё ещё извергающий белёсые потоки член покинул уютное гнёздышко меж женских ног. В ту же секунду плевки густого молочного киселя стали обильно покрывать плоский женский живот и заметно порозовевший от долгого трения мягкий и нежный лобок.
Жозефина ещё долго лежала, закрыв глаза и безвольно распластав по смятой постели руки и ноги. После пережитого яркого длительного оргазма, её тело в залитом следами обоюдной страсти шёлковом пеньюаре частенько вздрагивало от сладко-томительных спазмов. А Жан всё сидел рядом и молча смотрел на пребывающую в благостном забытьи любимую, нежно держа за руку...
Неожиданно снизу раздался настойчивый стук в дверь. Опомнившись, что время раннее, и мастерская ещё должна быть открыта, мужчина побежал по ступеням вниз. Он на ходу застегнул брюки и заправил в них рубашку.
— Добрый день, мсье. Вы не могли бы посмотреть, что случилось с механизмом этих часов?
На пороге стояла Матильда и держала в руке старые каминные часы. То есть, на самом деле это была Жозефина. Но благодаря магии Крафта, внешне и даже одеждой она сейчас являлась точной копией Матильды. Взгляд её был растерянным