в том, что теперь, после вчерашнего безобразия, как только вижу маму — сразу вспоминаю ее торчащую из одеяла попу. Вспоминаю, и все тут! Хоть тресни. А когда вспоминаю — шишка начинает дымиться похлеще сибирской тайги в июне месяце. Вот так-то.
— Я это... чего сказать-то хотела... — у мамы забегали глаза, а руки с чашкой кофе познали мелкий тремор. Она неуверенно взглянула на меня и поставила кружку на стол: — Ты хоть сядь, что ли...
Сел. А она начала сбивчиво нести какую-то пургу. Дескать, все, что вчера случилось — произошло по досадному недоразумению. Типа, обстоятельства сложились так, и были они сильнее нас. Но надо (просто необходимо!) все это забыть, будто не было никогда, и больше не вспоминать. Ибо грех это. Большой.
— А что именно забыть? — спросил я, незаметно потирая болт и две гайки. — Меня и тебя или меня и тетю Машу?
— Меня и тебя! — запальчиво ответила мама. — То есть, тебя и меня... То есть — ну ты понял!
— Не понял.
— Все ты понял.
— Ну смотри... Тебе виднее.
— Что мне виднее?
— Все.
— Что «все»?
— Все, что тебе виднее.
— Ты меня запутал...
— Нет, это ты меня запутала.
— Я?
— Ты! Потому что не я на тебя залез, а ты сама все спровоцировала. Ты и сестра твоя, которая дрыхнет сейчас, как сурок, и горя не знает. Объясниться не хочешь?
— Нет...
— Интересно девки пляшут...
— Не наезжай на меня! Ты и сам горазд! Я видела, что вы ночью с Машкой вытворяли!
— Да. И в кого же я такой, интересно?..
В кухне надолго повисло молчание.
— Ладно, не вопрос, — сказал я наконец, и молчание упало. — Забыли так забыли. Все? Могу идти? В универ опаздываю.
— Ну-у... — протянула мать, часто моргая. — Иди.
Так и поговорили. И я ушел, полагая, что вопрос закрыт, и подобных телодвижений между мной и мамой больше не повториться. Ну и ладно. И к лучшему, наверно... Пусть все будет по-старому. Если будет теперь уже...
Однако вечером, едва я переступил порог теткиной квартиры, увидел перед собой нежданчик: Марию без ничего. Стояла она молча в чем мать родила и щурилась, дожидаясь пока сковырну с ног штиблеты. А только я их сковырнул — сразу попал в объятия разврата: сударыня перешла от бездействия к действию, присосавшись своими губами к моим, как пиявка.
— Ты чего? — промычал я сквозь женский напор, пытаясь увернуться от горячих влажных губ, но увернуться не смог — Мария схватила меня обеими руками за голову и принялась неистово пропихивать свой язык в мой рот.
«Ну и блядская же династия!» — мелькнуло в голове. Однако я тоже часть этой семейки, поэтому быстро сдался на теткину волю: заграбастал ее сахарные ягодицы обеими пятернями и начал сжимать, словно эспандер. В борьбе языков победу одержала молодость — тетя Маша первой прервала поцелуй.
— У меня для тебя сюрприз, — мяукнула она, деловито стаскивая с меня толстовку.
— На хер все сюрпризы! — рыкнул я и резко развернул ее к себе спиной, намереваясь трахнуть прямо в коридоре. И по фиг что тут не слишком гигиенично! Раз пошла такая пьянка — режь последний огурец!
Толкнул ее к стене, где одиноко стоял счастливый пуфик, который ежедневно, иногда и не по одному разу, имеет удовольствие принимать на себя роскошную теткину задницу. Но сейчас эта задница моя, а пуфик обойдется. Забыв обо всем на свете и по-собачьи высунув язык от радости, я принялся нагибать Марию в нужную позицию. Иными словами, хотел поставить раком. Но тетка почему-то сопротивлялась.
Взрослая жизнь моего сына. Глава пятнадцатая. 
webmaster@3iks.ru