верю члену, который по-хозяйски шурует там, где, вроде бы, не имеет права, выбивая из распластанной на кровати женщины любовные соки. Стою на полу босыми ступнями и, устали не зная, яростно двигаю тазобедренным суставом, зовущимся в простонародье жопой, пока мама держит руками себя под колени, смиренно принимая сыновий хрен, и изредка бросает на меня затуманенный взгляд из-под тяжелых век. Не переставая наяривать мокрое влагалище, накрываю ладонями небольшие груди с задорно торчащими сосками и несильно, с какой-то робкой осторожностью, сжимаю их. В комнате приглушен свет, атмосфера в ней заряжена смачным извращением, а воздух сперт. Кто его спер — хер знает, но кислорода не хватает явно. Отчетливо слышны громкие шлепки двух разгоряченных тел, хлюпанье, ахи, охи, стоны и рычания. А что еще может быть слышно в помещении, где молча шпилятся двое?
Но все же мы с матерью не наедине. В изголовье кровати, вместо скинутых на пол подушек, сидит по-турецки тетя Маша. Куда ж без нее?.. Она левой рукой натирает промежность, а пальцами правой сжимает набухший крупный сосок. Я изредка бросаю на нее взоры, полные смятения, и вижу ее ответный взгляд. Губы ее тянутся в улыбке, а в карих глазах блестит какой-то нехороший огонек. Какой — не знаю. Но то, что он нехороший — вижу и чувствую. Сидит она и теребонькает. Но лучше бы форточку открыла, чем мочалить попусту свою красную кнопку.
Однако по фиг. Какие могут быть взгляды, форточки и красные кнопки, когда все мысли о другом. Вернее, их вообще нет. Голова пуста, и только в мозг ударами бьет кровь, которую учащенно гонит по венам не на шутку раздухарившееся сердце. Бум-бум-бум! И в такт частым ударам пламенного мотора — звонкие шлепки моих бедер о материнскую попу. Член, по крепости сравнимый с толстым прутом арматуры, нещадно терроризирует родную щелку, из которой я вылез на свет двадцать лет назад, отчего хозяйка щелки тонко попискивает, словно голодная мышка за плинтусом. С меня хлещет пот, будто не трахаюсь, а бегу стометровку. Хотя, по трудозатратам и сжиганию калорий секс — почти что спорт. А спорт — это здоровье и красота. Наверное, именно поэтому я такой здоровый и красивый, что ебусь как кролик с кем ни попадя. А ведь утро не предвещало никакого секса, тем более — с матерью...
Проснувшись после ночи с теткой, когда я так и не дал последней кончить по-человечески, я протер зенки, сладко зевнул, поскольку не выспался, и попытался задуматься о своем житии. Подумать было о чем, но думать было нечем, поэтому совсем не думалось. Посему я плюнул на это дело, вспомнив давнюю присказку про лошадь. Мол, пусть лошадь думает — у нее башка большая. Сполз с кровати, посмотрел на тетку, тревожно дремлющую на койке кверху жопой, и даже не стал шлепать ее по ягодице, а сразу пошел на кухню попить водички: организм-то обезвожен. Однако, как только вошел в кухоньку, поимел честь лицезреть маман, сидящую за столом и прихлебывающую черный кофе из белой чашки. Остановился на пороге, не решаясь пройти дальше, памятуя, как она ночью подглядывала за нашими с теткой забавами. Это мозгов у меня нет, а совесть, видимо, еще присутствует, и мне до сих пор как-то не по себе от всей той ситуации, которая сложилась в нашей семейке в последнее время, поэтому хотел было уже ретироваться в ванную, как услышал материнский зов:
— Игорь, погоди...
— Гожу, — ответил я, остановился в дверях и сунул руки в карманы джинсов, незаметно сжав в кулаке через ткань восстающий хрен. Все дело
Автокатастрофа 
webmaster@3iks.ru