она смотрела на меня из-под полуоткрытых век. Она не сводила с меня своего взора, пока я раздевался догола. И вот я вновь держал её полуобнажённое тело в своих руках. Её поцелуи на этот раз были поверхностными, быстрыми, дразнящими, в то время как мои руки гладили и мяли её грудь.
Затем она обняла мою голову и придерживая её, принялась меня кормить. Она подтянула ноги, и моя голова лежала на её тёплых и мягких обнажённых бёдрах. Она как кошка, свернулась вокруг моей головы, а я с наслаждением сосал грудь, всё более сильно терзая сосочек. Она кормила меня своей любовью, её губы прижимались к моему лбу. И я невольно затих, когда почувствовал, как её пальцы осторожно и неспешно ласкают меня ТАМ. Я прикоснулся к тому наслаждению, которое испытывает ребёнок, которого кормит любящая мать. Она кормит его собой, своей плотью, дарящей жизнь и негу. Она кормит его своей любовью...
— Мама, - вырвалось у меня - Как это чудесно! Немыслимо чудесно! И я не хочу, чтобы это кончалось.
Моё словесное излияние прервали её губы, прижавшись к моим. Она подарила мне нежнейший поцелуй.
— Я люблю тебя, мой мальчик, - сказала она, почти касаясь меня губами, и я вдохнул тёплый поток её дыхания.
Мне захотелось потрогать её губы, и она позволила это, а затем её рот захватил мой палец, посасывая его так же, как я сосал её грудь.
— Я целовала твои малюсенькие пальчики, когда кормила тебя, - произнесла она потом.
Её голос звучал низко, воркующе. Я опустил свою руку, чтобы потрогать её ласкающие пальчики, становящиеся всё более бесстыдными и возбуждающими.
— Ты тоже тогда делала это со мной?
— Да. Тебе нравится?
— Мне кажется, я сейчас умру...
— Я твоя мама. И я тебя съем.
— Съешь меня, я хочу опять попасть в твой животик.
Она тихонько рассмеялась.
— Ммм... Я чуть не съела тебя, когда ты был маленьким. Маленький, голенький, урчащий вампирчик подо мной сосёт моё молоко, и я невольно тоже становлюсь вампиршей, склоняюсь над твоими разбросанными сучащими ножками и забираю тебя в рот вместе с твоими яичками. Ты знаешь, девочки ведь тоже помнят о маминой груди, им тоже хочется пососать.
Она застенчиво засмеялась.
— Нет, ты уже большой, я не дотянусь...
Меня всего распирало и от любви к ней, и от нереализованной мужской силы, которую раздразнили. Мой центр чувственности хотел любить, поскольку именно для этого и был создан.
— Мама, я люблю твою грудь... Я хочу любить её... Я хочу её...
Эта часть меня жаждала обладания, она не могла по-другому. Касание глаз, прикосновения сердца, ласки рук, обладание... Она сидела на диване в милой женственной позе, поджав под себя ноги. Она не улыбалась.
— Иди сюда.
Она высоко вскинула голову, тряхнув волосами. Её руки легли на мои бока ниже поясницы. Затем мой напряжённый, горячий от возбуждения, сочащийся орган приник к её груди. Этот неожиданный аспект единения потряс меня какой-то древней, какой-то языческой силой, как забытый магический ритуал. Она закрыла глаза и закусила губу, когда почерневшая от прилива крови, горячая, истекающая вязкими прозрачными слезами головка принялась продавливать её сосок, описывая круги, а затем прижимаясь нижней частью, вдавливая сосок в грудь короткими движениями вверх-вниз. Я держал её лицо в своих руках, а она, сомнамбулически раскачиваясь, облизывала свои пересохшие губы. Возбуждение захватывало её вместе со мной, её руки запылали и, дрогнув, бесстыдно легли на мои ягодицы, поглаживая их и задавая ритм моих движений. Она резко выдохнула "мхгммм", когда я перешёл к другой груди. Я делал то, на что не был способен двадцать лет назад. Она же
ПЕРЕПИСКА ДВУХ ДАМ СО ВЗЛОМАННОЙ СТРАНИЦЫ... 