расскажи почему. Какая-то дура девчонка тебя обидела в детстве?
Я собрался с мыслями.
— Ну, да. Хотя, не то, что обидела... Просто мне тогда в первый раз стало стыдно.
— Расскажи.
— Это было в детском саду. Нас укладывали днём спать, вроде тихий час. Но я не спал никогда днём. Лежал на своей раскладушке и терпел вынужденную скуку. Рядом со мной в тот раз была раскладушка одной девочки. Она из неблагополучной семьи была, и мы потом в одном классе учились. Она тоже не спала. Повернулась ко мне и говорит: "Хочешь сыграть во взрослую игру?"...
Я продолжил свой рассказ, и Женя внимательно слушала, опершись локтем на спинку дивана и глядя на меня.
— И я до сих пор помню, какиеу неё были нежные губки, - закончил я.
— Паш, - задумчиво произнесла Женя - ты красавец. И он у тебя тоже. Сейчас я тебя успокою. И руки убери, говорю.
— Ж... Мама, не надо, пожалуйста!.. Я люблю тебя... - произнёс я в панике.
Ах, как это глупо... Я сидел посреди её джунглей, и как гибкие лианы, её руки обхватили меня, потянулись ко мне, легли на мой рот. Наверное, чтобы я заткнулся. Её тёплое дыхание опередило касание её губ. Это были лёгкие поцелуи, начинающиеся от бёдер, затем моя затвердевшая как рог, плоть, погрузилась в её волосы, ласкающие, щекочущие. Её губы прижались к самому основанию, и я не смог сдержать стона. Она целовала со всех сторон, приникая и губами, и нежным горячим ртом, в то время как пальцы осторожно поглаживали и перебирали самую болезненную часть моего организма. Её ласка была нежной, а для неё это не было только лаской. У неё ведь давно не было мужчины, и сейчас она вспоминала, что это такое, быть с мужчиной. Я сам по себе был подарком для неё, а я был благодарен ей за эту нежную ласку. Её поцелуи, огибающие со всех сторон мою плоть, становились всё продолжительнее, всё глубже, а эта сладостная пытка всё продолжалась. Я взял её голову в свои руки, я гладил её волосы, чтобы хоть как-то выразить свою благодарность к ней. И держать в руках её беспрестанно двигающуюся голову, было отдельным наслаждением. Я как будто бы заставлял её делать это, хотя это и было не так. Наконец я ощутил, что более не выдержу. Она, словно почувствовав это, остановилась и замерла. А потом она наклонилась, и я в агонии вошёл во влажный, горячий, мягкий рот. И когда самого кончика коснулся её щекочущий язык, я просто лопнул. Она лишь успела поднять голову, и в лицо ей хлынул кипящий, плюющийся липким гейзер. Ничего не сказав, она на ощупь побрела в ванную, а я, торопливо натянув штаны, поспешил ретироваться.
****
Меня снедало чувство стыда и вины за произошедшее. Я вспоминал Женю, её лицо, печальное лицо драматической актрисы, освещаемое внутренним светом её прекрасной души. Вспоминая её взгляд, полный мягкого сострадательного участия, меня охватывала печаль, которую не могли разбить даже звонкие солнечные лучи, пробивающиеся через листву, и играя на стенах моей комнаты. От моих размышлений меня отвлекла мама.
— Ты всё валяешься? - хмыкнула она, пройдя к окну.
Она раздвинула занавеску и принялась ухаживать за цветами.
— Мам, тебе помочь?
— Иди лучше умойся, я тебе завтрак приготовила.
Я поднялся, подошёл к окну и встал рядом с ней.
— Мама, ты меня любишь? - неловко спросил я, опуская глаза.