испытывала то, чего никогда не испытывала раньше: агрессию мужчины, переставшего быть ребёнком, но сохранившего любовь к ней. Она вскрикнула от возбуждения и боли одновременно, когда грубая как акулья шкура, кожа, как тёрка, проехала по её обнажённым нервам. Стебель моего органа теперь был прижат к её горлу. Когда она попыталась сглотнуть, он дёрнулся от неожиданности.
Наша взаимная поза была нелепа и непонятна, как странное тайное посвящение. Она сидела передо мной на коленях, а я прижимал её к себе в попытке сохранить наше обоюдное стремление к близости. Я поднял её с дивана, притянул к себе, и мы стояли прижавшись друг к другу, ощущая живую горячую пульсацию наших тел среди многочисленных вьющихся растений и цветов.
Секс? Вы скажете, это секс? Но поймите, это лишь внешняя сторона. Если кроме секса ничего и нет, то это секс, механическо-физиологическое действо. Я не могу сформулировать то, что происходило между нами, как и не могу правильно описать это. Я описываю всё в терминах секса, потому что других средств у меня нет. Но я бы назвал происходящее с нами постижением. Постижение обожаемого и благодарного ребёнка и матери, отдающей ему молоко и любовь, постижение друг друга на новом витке временной спирали, когда и мама и ребёнок изменились, постепенно вспоминая давно, казалось, забытое. Люди становятся жестокими, когда они забывают любовь. Они не помнят свою любовь к матери, они не помнят непостижимую тайну материнской любви. Что у них, несчастных, есть? Секс?..
Я стоял перед ней на коленях, прижавшись губами к её животу. О чём я говорил? О постижении?.. Вот так придёт смерть, положит мне ладонь на голову и скажет: "Ну, что сынок, пойдём?". И я постигну смерть...
Она положила руку мне на голову.
— Пойдём?
Она сбросила покрывало с узкой вдовьей кроватки. Стоя ко мне спиной, сняла с себя трусики и легла навзничь. Она лежала передо мной обнажённая, с бледной полупрозрачной кожей, с небольшой грудью, с сомкнутыми неширокими стройными бёдрами, с тёмным треугольником волос на лобке. Её руки вытянуты вдоль тела, и она лежала словно на жертвенном столе. Она была для меня воплощением тайны. Тайны моего рождения.
— Хочешь сыграть во взрослую игру? - спросила она.
Её глаза были закрыты.
— Ты расскажешь, что у вас с ней было дальше?
Она выжидательно замолчала. У меня перехватило горло от неожиданности. Я переложил трубку к другому уху.
— О чём это ты? - спросил я как можно спокойнее.
— Ты сам знаешь, о чём. О вас с мамой.
Это было совсем неожиданно. Возникла пауза, пока я собирался с мыслями.
— Не понимаю. Что не так у нас с мамой?
— С МОЕЙ мамой, - уточнила она.
— Ну, так спроси у твоей мамы, что не так.
— А ты не подумал, что я так и сделаю?
— Лена, послушай. Я рад, что ты позвонила, и всё такое. Но я не понимаю, о чём ты говоришь. При чём тут я и твоя мама. Или ты разъяснишь всё по-человечески, или давай прекратим этот разговор.
— Да всё ты, гад, понимаешь. Я прочитала твой рассказ, писатель.
В последнее слово она вложила всю свою иронию.
— Хочу поздравить тебя с "Возвращением", - продолжила она с ехидцей.
— Спасибо. А куда я возвратился?
— Это хорошо, - неожиданно подобрела она - Хорошо, что ты оттормаживаешься как партизан. Не хочешь подставить маму? Не отвечай, не надо. Ты всё так подробно описал, что не узнать вас обоих просто невозможно, так что и псевдоним твой не помог. А на рассказ твой я случайно наткнулась. Судьба, братец. Ну, что, поговорим?
АУТИСТ И ЕГО МАМА. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НЕОЖИДАННАЯ ПРОСЬБА 