Юрка вспыхивает, скрипит зубами. Потом аккуратно помогает Маше слезть с него и прикрывает телом в углу, давая возможность привести в порядок одежду. У девушки мелко дрожат руки, пуговицы не хотят застегиваться от остро переживаемого унижения. Их не просто застали, но застал он. И он разочарованно ругает Юру, а не ее, зная наверняка, что от нее то подобное можно ожидать. Что он теперь о ней думает? Что она какая-то Б, прыгает на каждого встречного? Горькие, горячие слезы текут по щекам, но она не поднимает лица, надеясь скрыть.
— Велеретдинов, за мной, идем в учительскую, поговорим ради чего ты полугодовую контрольную решил пропустить, — спокойным, нетерпящим возражений тоном требует учитель, не сомневаясь, что мальчик под давлением авторитета последует за ним.
— Синицина, а ты зайди-ка после уроков к Анастасии Викторовне. Я ее уведомлю, как развлекается лучшая ученица класса в школьное время, — презрительно через плечо кинул ей, словно собачонку ногой оттолкнул.
Маша стиснула кулаки, чтобы не разрыдаться, и гордо вскинув голову, пошла в столовую ждать перемены, на контрольную смысла идти уже все равно не было.
— Да, но не в грязном же закоулке, как бомжи какие, — посыпал голову пеплом парень.
Что Герман Сергеич ему такого наговорил? Что же теперь, может, блюсти чистоту до свадьбы? Судя по щенячьему выражению Юркиных глаз, тот чуть ли не собрался ей предложение уже сделать! Маша разозлилась не на шутку, да какое он право имеет вмешиваться в ее жизнь? Так еще и этот ее бойфренд ведется, слушается его, как маленький.
— Тебя подождать? — виновато спрашивает Юра после уроков.
— Не надо, — качает головой. Ей почему-то он стал неприятен. Говорил любит, а сам при малейшей трудности дает задний ход, раболепствует.
В маленьком кабинете Анастасии Викторовны никого нет. Маша прождала не меньше часа, потом пошла искать. В учительской ей сказали, что их классная уже давно ушла. Значит, не сказал, как грозился... Но зачем весь этот праведный гнев тогда, забота о ее нравственном облике? Чтобы проучить?
Из окна своего кабинета, погасив свет, Герман наблюдал за тоненькой фигуркой в яркой, дутой куртке, что медленно, словно через силу, брела от школы. Она на мгновение оглянулась, будто посмотрев прямо на него, что он отпрянул, потом осознал, что видеть его она все равно не могла, успокоился. Руки немного дрожали, но он хвалил себя, что сумел удержаться и поступить правильно. Каких трудов ему стоило не пойти в кабинет их классной, чтобы поговорить с ней! Перед глазами все еще стояло ее раскрасневшееся, возбужденное личико, нежная кожа плеч, виднеющаяся под стянутой рубашкой, кокетливый смех, разносившийся колокольчиком. По этому смеху он их и нашел. И проклял тот момент, когда решил, что это необходимо, оставив класс писать контрольную под надзором лаборанта. Лучше бы не видел ее такой — раскрепощенной, страстной, почти развратной, гордо сидящей на члене! Ощутил тогда прилив такого возбуждения, словно сам стал снова мальчишкой, и дикую, едва контролируемую ярость на парня за то, что так по-хозяйски лапал ее, за то, что она позволяла и отвечала ему.
Разговор с Юрой оказался на удивление простым. Тот и так испытывал чувства вины и стыда, а развить их и нагрузить дополнительными моральными нормами, было несложно. Теперь какое-то время парень будет держать руки при себе. Но толку? Она не принадлежит ему, рано или поздно
Бабка лучше знает! 