в торговом доме. Она выдохнула и взглянула на отца, стараясь не показать своего смущения. Он смотрел на нее странно. Сощурив глаза, как на маленькую, и будто ему смешно, и в то же время будто одобрял...
Асенат разозлилась. На него и на себя. В первую очередь на себя за то, что забылась.
— Ты не будешь против заключения моего брака с Руни? — вернулась она к главному.
— Нет. Раз он красивый, и другие девушки завидуют, — с непроницаемо серьезным лицом ответил отец, но Асенат все равно почуяла в этих словах подвох и насмешку. — И раз уж ты его выбрала. Но сначала я бы все-таки хотел побеседовать с этим Рунихера.
По обычаю беседовать, в первую очередь, следовало родителям с родителями, но если он так хочет, и если это поможет Асенат скорее заключить брачный договор...
— Я передам, чтобы он пришел, — ответила девушка, проявляя все почтение, как какое была способна.
Наступившее молчание было тягостным для Асенат. Она замерла, размышляя о том, как бы теперь уйти, соблюдая достигнутый уровень почтительности. Комната эта больше ей не принадлежала, а поскольку других комнат, где можно было поспать, за исключением клетушки рабыни во дворе, в доме не имелось — бабушка с дедушкой спали в общей комнате, то вариант был всего один: циновка на крыше. «Он и сам мог бы на крыше поспать», — непочтительно пронеслось в голове, и Асенат заторопилась.
— Ну я пойду...
— Бабушка сказала, ты занималась со жрецом.
Уже повернувшаяся было к выходу Асенат вздохнула. Зря она надеялась, что отец забыл.
— Он сказал приходить в храм двенадцать дней. Я ходила два.
— Тебе понравилось?
Асенат ожидала какого угодно вопроса, кроме этого.
— Нет, — отрывисто обронила она, опустив глаза. И набравшись смелости добавила: — Можно сократить обучение до одного дня?
— Зависит от того, что ты уже умеешь.
Девушка стиснула зубы.
— Он учил меня заглатывать мужской стержень и делать приятно мужчине рукой.
— Понятно. Иди сюда.
Асенат приблизилась и покорно опустилась на колени, ненавидя в этот момент всех и вся. Почтение и чтоб он был доволен, Сет его побери. Она протянула руку к завязкам схенти, но тут почувствовала руки отца на своих плечах. Он потянул Асенат вверх, на каменный выступ пола, где стояла деревянная кровать.
— Чтобы доставить удовольствие другому, нужно сначала научиться дарить удовольствие своему телу, — сказал отец. — Раздевайся.
Предплечье, куда пришелся один из бабушкиных ударов, засаднило от прикосновения отцовских пальцев. Чуть поморщившись, Асенат начала снимать с себя одежду.
— Закрой глаза, — велел отец, когда, повинуясь его похлопывающему жесту, обнаженная девушка уселась на постели.
Асенат почувствовала, как ее ладоней коснулись чужие пальцы. Немного щекотное ощущение оказалось неожиданно ярким из-за того, что она не могла видеть.
— Прикосновение может быть разным. Оно может нравится телу чуть больше или чуть меньше. А может вообще не нравится.
Пальцы отца, покружив в сердцевине ладони, сделали круг по более натруженным и менее чувствительным бугоркам у оснований пальцев Асенат, а затем провели по тонкой коже внутренней стороны запястья. Руки Асенат дрогнули.
— Ты вздрогнула, потому что тебе неприятно?
— Не знаю, — ответила девушка. Но потом, прислушавшись к себе, определилась: — Нет, не поэтому. Потому, что непривычно.
— Ты не знаешь, что нравится твоему телу. А нужно знать. Слушай его.
Асенат ощутила слабое, похожее на ветер, прикосновение к кончикам своих пальцев. Почувствовала, как они нетерпеливо дрогнули в ответ. Но больше ничего. Прикосновения прекратились.
— Что тебе понравилось больше всего?
— Когда ты коснулся здесь, — девушка, открыв глаза, показала одной рукой на запястье другой.
Чучело. 