не вызвало у него подозрений после того как я рассказала что со мною сотворил князь Долгоруков. Чтобы в высшем светском обществе не имелось причин для, так обожаемых ныне кривотолков.
По моему княжескому роду должное девичье приданное брат мой Борис Григорьевич отписал Ивановскому монастырю, а верному слуге Федору, по моей просьбе, дал вольную и сто рублей петровскими золотыми червонцами. Но Федор, так и остался при мне. Матушка Анастасия взяла его в обитель ночным сторожем.
Я и не подозревала, сколь только на одной Москве красивых молодых женщин разделяют мое мнение: о происходящей в России вредности из-за обрушения старых обычаев во дворянстве русском. Многие из монахинь и посетительниц обители родом являлись из высоких фамилий, которые, Кормщица корабля нашего, я тебе называть не стану по известным тому причинам. Они были брошены и затворены в кельях монастырских мужьями своими. Не один, не два, и не три высоких имперских сановника, по примеру государя Петра Алексеевича, поспешило избавиться от верности и приобрести в приданое ветвистые рога от иноземным просвещенных жен, которые сейчас они прикрывают заморскими париками.
Обвиненные в старомосковских привычках жития и объявленные якобы к новой жизни неспособными, эти несчастные женщины отыскали утешение, вынырнули из имперского потопа и обсохли от скорбных слез своих на корабле Кормщицы Анастасии. Нашли в Ивановской обители пристанище, теплое материнское и сестринское слово. Приютила настоятельница и дочерей уже почивших гордых боярынь Московских, кои своим просвещенным мачехам оказались ненадобные.
В поисках толики счастья, эти обделенные по указу императора умные и самобытные женщины, подчас сами уходили в монахини. Монашество давало им право не носить европейских платьев, не укорачивать волос и не уродовать лица тальком и мушками.
Рожать детей и выполнять свой долг перед природой, отныне им было запрещено церковью, и они охотно проходили обряд посвящения у Богородицы матушки Анастасии. Становились ее радельными сестрами или Птичками божьими девственными Девами корабля Агафьи Карповой.
«Одиночное» Радение или Радение «Всхватку», обычно тайно, сестры сотворяли в кельях Ивановской обители. А так же раз в неделю, или перед каким церковным большим праздником, случалась в монастыре игуменьи Анастасии Радение «Хороводное». Оно проходило совместно всеми Божьими людьми в большой монастырской зале.
В нем имели право участвовать те немногие посвященные в таинство мужчины, что служили на Ивановском Предтеченском подворье или жили недалеко от него, на Куличках. Иногда в обитель приезжали гости из Нижнего Новгорода, Владимира-на-Клязьме, Костромы и многих других древних городов.
Посвященная в люди Божьи женщина или девушка, которая хотела провести «Хороводное» Радение с мужчиной, поутру того самого дня, с поклоном преподносила ему сотканную своими руками радельную рубаху, при матушке Кормщице и ее ученицах. И просила своего радельника ее надеть, от себя, и всего своего Корабля.
Если мужчина соглашался, то вечером, в час Радения, он выходил на середину круга дев оного корабля, в сотканной ею рубахе. И девушка в радельном наряде-парусе, поклонившись до земли матушке Анастасии и сестрам в пояс, подходила к нему. Трижды целовала своего радельщика в губы, окунала руку в прорезь его рубахи и нежно находила пальчиками мужскую плоть, оглаживала и поднимала.
И тогда начинается «Хороводное» Радение.
Завсегда проходит оно с песнями о Земле Матери и ее дочери Ладе. При «Хороводном» Радении девы всего Корабля ходят по кругу. Взирают на Радение с мужчиной во имя Плодородия и под рубахами сего обряда ласкают лоно свое. И именуется то хороводное деяние, Кормщица корабля нашего, «Идти всем кораблем под единым парусом». А после того как мужчина освободится от семени в колыбель богини Лады, ладошку обласкавшей его девы, обнесет она сок от мужчины в своей руке, пред
Страшный первый раз... 