— Пациентка Утыкина ждёт вас, — вторгся холодноватый голосок медсестры в мысли Станислава Викторовича. — Мне сказать, что вы готовы принять её?
В интонациях Ольги звучало лёгкое отвращение, как если бы она знала — или смутно догадывалась? — о том, преддверием к чему является гладко выбритый в этот день подбородок хирурга, чем объясняется исходящий от него аромат дорогого парфюма и мурлыкаемая им про себя вполголоса весёлая песенка.
Врач хмыкнул приглушенно. Знай она, что происходит в реальности регулярно между ним и Калерией, карой была бы не холодная интонация, а полицейский наряд.
— Да, если вам нетрудно. Я пока приготовлю необходимую смесь.
Просто ревность.
Меж Станиславом и Ольгой не скользнуло когда-то никакой искры, слишком далека была внешность Ольги от его предпочтений, да и сам Станислав Викторович далёк был от идеалов мужской красоты. Но чисто по-женски ей должно быть обидно внимание хирурга к куда более привлекательно сложенной пациентке, пусть она и не улавливает его подоплёки?
Дверь за медсестрою закрылась.
Врач неторопливо вскрыл первую ампулу, пальцы его замерли на мгновение. С чего всё начиналось когда-то? — с мимолётной шалости, мысли, никак не подобающей его статусу и семейному положению? Обернулось же всё систематическим нарушением Уголовного Кодекса и самой элементарной морали.
Быть может, было б иначе, будь у него семейная или личная жизнь. Быть может, было б иначе, будь он адаптирован социально, умей он заговорить с той же Ольгой на внеслужебные темы, не будь единственным его достоянием в обществе широкое медицинское образование — втиснутое некогда в его мозг настояньем родителей и позволяющее не утонуть. Быть может, виноват Интернет, распаляющий грёзы определённого рода, а может быть — телепередачи по третьему кабельному каналу после двенадцати часов ночи.
Кто может знать?
Станислав Викторович знал одно. Через несколько минут порог кабинета переступит девушка в сером свитере, девушка с невыразимо обаятельным личиком и видом пугливого воробья, девушка, которая на несколько ближайших минут окажется целиком в его власти.
«Не смешно», — попытался было одёрнуть он себя мысленно.
Как анестезиолог по совместительству, Станислав привык наблюдать потерю сознания пациентами, привык созерцать, как тот или иной индивидуум, девушка или парень, женщина или мужчина, становится в кресле безвольной тряпичной куклой.
Каких-либо мыслей сексуального образца у него при этом не возникало. Смысл? Ну да, пациентку можно полапать, она не почувствует этого и не потерпит нравственного ущерба, но — зачем? Если тебя возбуждают куклы, лучше купить таковую в секс-шопе.
Игла вошла в ампулу.
Станислав невесело улыбнулся.
Да, пожалуй, с таким рациональным настроем он никогда не преступил бы моральную грань, оставшись навеки хорошим врачом и порядочным человеком — даже в своём восприятии. Однако некоторые химикалии, используемые при общем наркозе, оказались влияющими на мозг более заковыристым образом.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
— Вы к Иннокентию Петровичу?
— Нет, я к Станиславу... Станиславу Викторовичу.
Девушка смущённо запнулась, полуприкрыв рот рукой, по личику ее растекался румянец. Забыть отчество не раз оперировавшего тебя человека?
Впрочем, в воспоминаниях её эти операции всегда размывались, оставались тусклым пятном, что и служило отчасти причиной лёгкого холодка, охватывавшего её перед новым посещением операционной. Ей было страшно терять в очередной раз себя, хоть каждый раз она и внушала себе, что надо быть дурой, чтобы волноваться из-за подобного.
Наркоз действует индивидуально.
Лера слышала, что некоторые начинают ощущать сонливость сразу после укола. С ней же это происходило заранее — она ложилась в операционное кресло, вроде бы успевала обменяться с врачом одной или двумя дежурными фразами, вслед за чем её сознание уплывало.
Рубикон 
webmaster@3iks.ru