свои трусы, пытаясь скрыть рвущуюся на свободу твердыню члена. Сильно.
— О, — она широко улыбнулась. — Это для меня?
Прежде чем я успел ответить, Шэрон просто рассмеялась и вышла из комнаты, убедившись, что я действительно хорошо рассмотрел её на выходе.
Она играла со мной. Я знал это, но не знал почему. И, честно говоря, мне было всё равно. Она выглядела очень хорошо, и я реагировал, как любой здоровый 34-летний интактный[7] самец своего вида. Не говоря уже о том, что прошло уже более шести месяцев с тех пор, как у меня был секс, кроме самого с собой. Я отказывался быть запуганным или смущённым Природой.
Когда сестра вернулась, мне пришлось постоянно напоминать себе об этом.
Она вернулась с двумя высокими стаканами, а не с бокалами, которые она унесла.
— Теперь мне не придется постоянно бегать на кухню за пополнением, — улыбнулась она, протягивая мне коктейль, наклоняясь и абсолютно убеждаясь, что я не могу пропустить её декольте.
— В этом есть смысл, — сказал я ей, поднимая свой стакан в притворном тосте.
Она сделала то же самое, и мы оба сделали по глотку.
— У тебя сейчас депрессия? — спросил я, когда она села.
Сестре понадобилось несколько минут, чтобы устроиться на мешке и сделать ещё один глоток. Затем она отставила стакан и сняла лифчик.
— Каждый год на Рождество я впадаю в депрессию, — начала она, глядя на огонь и не глядя на меня.
Я продолжал пялиться на её сиськи.
— Я уверена, что ты знаешь большинство причин, почему. Есть ещё парочка, о которых ты не знаешь, но это приводит к тому, что я чувствую себя очень, очень одинокой. Я чувствую себя оторванной от семьи, от людей в целом. Все важные в моей жизни люди ушли. Ферма помогает мне отвлечься, но она не заменяет людей.
Я кивнул. Я чертовски хорошо знал, о чём она говорит.
— Знаешь ли ты, — продолжала она, помолчав, — что в канун Рождества, когда мне было пятнадцать лет, я потеряла девственность?
Я этого не знал, и это меня удивило.
— На полуночном богослужении. На хорах я отдалась Билли Сэндсу. Большую часть Рождества я плакала или хотела плакать. Через два месяца мы переехали сюда к дедушке и бабушке. Больше я никогда не видела Билли.
Я промолчал. Я решил, что ей нужно поговорить. Кроме того, я всё ещё любовался видом передо мной.
— Рождество было днём, когда я потеряла Трейсера, — продолжала она, по-прежнему глядя на огонь, а не на меня. — Это было после того, как ты уехал в Денвер. Он был лучшим другом, который у меня когда-либо был, даже если он был собакой. Мама пыталась утешать меня, но я была убита горем. Всё это кажется клише[8], но это правда. Чувство утраты вкупе с дерьмом «Счастливого Рождества» просто делает меня несчастной. Если бы у меня не было фермы, о которой нужно было бы заботиться, я бы просто утонула в бутылке недели на две или больше...
— У меня нет фермы, — сказал я ей.
— Именно так я решал свои проблемы или, по крайней мере, так было, — добавил я в ответ на её вопросительный взгляд. — До этого года. В этом году я решил попытаться избавиться от чувства потери, приехав к тебе. У меня не было никаких гарантий на удачу, учитывая то, как я обращался с тобой с тех пор, как уехал в Денвер. Я рад, что ты всё ещё хочешь, чтобы я был рядом. Удивлён, но счастлив.
Я сделал большой глоток напитка и, клянусь, она, должно быть, удвоила
Реинкарнация. Часть 11. В бассейне 