вас всех. И вообще, переживу, ты ж вон тогда в Лерку так и не кончил – и ничего, выжила девочка?
Развернувшись на попе, она уложила голову на бедра Сергея, закинув ноги на бедра Ирины. Та немедленно начала почесывать Рите пяточки, а Сергей, положив руку ей на живот, задумчиво откинул голову назад:
- Тогда – не кончил... И выжила, а как же, - улыбнулся он. – Кстати, и Верка действительно без последствий обошлась...
- А что, у тебя еще что-то с близняшками было?
- Было...
Ирина, приподняв голову, удивленно посмотрела на мужа:
- Хм... ну ты и кобель, - засмеялась. – Ты ж мне этого не рассказывал!
- Ну, Ирк, мало ли... Так, к слову не пришлось. А вообще-то, ты про всех моих баб до тебя знаешь. Хотя, может, и не все, - ответно засмеялся он.
Жена свела грозно брови: «Трави!», и Сергей, сделав испуганное лицо, начал рассказывать.
- Расстались мы, все четверо, по-хорошему, особенно я с дядей Колей. А с девчонками – спокойно. Стоило им на берегу, утром, вылезти из палатки, как я понял, что вдруг утратил к ним всякий интерес. Знаете, так бывает, особенно в юности: познал женщину без любви, а на следующий день... ну не то, чтобы отвращение к ней испытывать начинаешь, но желания общаться с ней точно нет.
Девчонки такое мое отношение, видать, почувствовали, и не приставали ко мне ни утром, ни по дороге. Только поглядывали искоса, перешептывались между собой да хихикали тихонько. На прощание чмокнулись с ними в щечки, под улыбчивым взглядом дяди Коли, и – всё.
Впечатлений от дяди Колиной рыбалки моему дружку хватило на два дня, а утром третьего я проснулся уже, как обычно, с бугром на простыне.
Была пятница, к обеду должна была приехать мама, а значит, вечером придти Николай Абрамович. Соседей дома не было, и, пользуясь последними часами свободы, я после завтрака хорошенько, не торопясь погонял шкурку, лежа на кровати и представляя себе мамины с дядей Колей утехи. А про свои собственные, с близняшками, вспомнил лишь на секунду, когда доканчивал дело, стоя над унитазом в туалете, да и то как-то смутно.
После чего, приготовив маме ужин, удрал с ребятами на карьер, оставив маме записку, что буду в полдвенадцатого. Вообще-то, это была наглость, мать тогда требовала, чтобы в одиннадцать я был дома. Но я понадеялся на мужские достоинства дяди Коли, и, как выяснилось, не напрасно: придя домой, я его у нас уже не обнаружил, зато мама была в настолько довольном виде, в каком она бывала редко, и мне по поводу ночных гулянок не сказала ни слова. Назавтра я, опять же явочным порядком, продлил себе «комендантский час» до полуночи, мне это опять сошло с рук, и дальше все так и продолжалось до самого конца каникул.
За два с половиной месяца я умудрился ни разу не встретиться с Николаем Абрамовичем. Не то, чтобы у меня не было желания, но это, видать, как с родителями: пока живешь вместе, глаза б мои вас не видели, как оказались далеко – как хорошо, что вы на этом свете есть... Мне, наверное, хватало просто быть уверенным в том, что он существует и ко мне не равнодушен. Приветы он мне через маму передавал регулярно.
Да и Верку с Леркой я в эти месяцы почти не вспоминал. Мама, узнавая о них от дяди Коли, пару раз упоминала их в разговорах, так что я знал, что они смену отбыли в лагере, потом месяц у бабушки, но отнесся к этому достаточно равнодушно.
Провинциал 4-я часть 