натруженными половыми губами в губы партнёра. Иннокентий с жадностью втянул носом аромат возбуждения, источаемый разверстым влагалищем, и запустил в розовые жаркие глубины язык. По коже заурчавшей от блаженства Варвары забегали шустрые мурашки, она взялась рукой за горячий скользкий член, только что вышедший из её собственных сочных глубин, и с трудом заправила лиловую от напора крови головку в широко, до боли в челюстях раскрытый рот.
Активное миньетирование женщина сопроводила работой язычка, теребя натянутую как струна уздечку, движениями кулака вдоль твердого стержня члена, называемыми в просторечии дрочением, и — надо же! — проникновением пальчика в анус. В этом-то и заключалась фирменность её минета. От него Иннокентий (да и не он один, чего уж там лепить из Варвары святую) приходил в исключительное половое неистовство и спускал в считанные секунды.
Вот и теперь, могучий член почти сразу же задергался во рту блондинки и из него забили обильные фонтаны спермы. Варвара Брониславовна сноровисто проглотила все до последней капельки, высосала остатки и еще некоторое время нянчила языком и губами увядающий орган.
— Сладкая моя, ты — гений минета! — выдохнул удовлетворенный Кеша, когда женщина улеглась рядом и положила голову ему на плечо. Варя в ответ запечатлела на его губах сочный поцелуй. Ее губы хранили на себе приторный запах и вкус спермы.
— Я же принес тебе розы, — вспомнил про букет мужчина. — Их бы в вазу поставить...
— А-а, — лениво протянула подруга, — пофигу. Потом. Сейчас лениво, потому что мне слишком хорошо!
— Ага... мне тоже...
Наверное, Иннокентий на какое-то время задремал, убаюканный мурлыканьем теплой женщины под боком, потому что когда он опять потянулся к ней губами, попал в пустоту. Блондинка сидела по-турецки у его бедер и игралась вялым членом. Она то полностью освобождала головку, оттягивая крайнюю плоть чуть ли не до самого основания, так что членовладельцу становилось немножко больно, и натянутая нежная кожица блестела, розовея, то, наоборот, укутывала чувствительный шарик шелковистой шкуркой. Избыток шкурки тогда собирался на конце в мягкую кучку, похожую на маленький, еще не распустившийся бутончик. Варвара склонялась и запечатлевала на том, что у нее получилось, невесомый поцелуй.
Наблюдая за ней, Кеша почувствовал, как вновь начал твердеть и вытягиваться член. Заметив, что шкурка больше не сходится на головке, блондинка улыбнулась. Она сделала несколько решительных движений рукой, и член достиг своих рабочих кондиций — превратился в крепкий стоячий хуй. Довольная итогом манипуляций, Варвара кошачьим движением встала на четвереньки, являя партнёру аппетитную попку и раскрывшиеся, влажно сверкающие складочки у входа во влагалище. Умиленный видом кудряшек, прилипших к мокрой плоти, тот растаял:
— Ах ты, лисичка моя! У тебя такая трогательная пися!..
Он плотоядно облизнулся и припал к упомянутой писе губами. Женщина сладко застонала, подаваясь навстречу. А когда конвульсии очередного оргазма стихли, попросила:
— Ну трахни меня скорей! По-собачьи! Грубо, как будто насилуешь! Выеби!
Мужчина с готовностью пристроился сзади.
— Скорее, скорее! — от нетерпения блондинку заколотила дрожь.
— Боже, какая ты у меня ненасытная!
Иннокентий положил ладонь на тугое бедро, прижал феноменальную головку к скользким набухшим губкам, провёл вдоль приоткрывшейся между ними щели. Женщина подала попой назад и нанизалась на член. Ей не терпелось словить ещё один, два, три оргазма, поэтому от размашистых движений женского тела спинка кровати громко колотила по стене. «Как с цепи сорвалась!» — подумал Кеша.
Варвара с криками и визгами кончила несколько раз подряд. Сколько именно — история умалчивает. Растёкшись по постели, прошептала:
— Всё, не могу больше... Разбита, как Германия...
Однако, женщина есть женщина. Отдышавшись, Варвара Брониславовна не стала останавливать слонов и отрывать им хоботы, а
Моя любимое лето 