— Хотелось бы. — Сжав зубы, ощутив опять жар на лице и разозлившись сам на себя, я ехидно добавил: — Понимаю, что это абсолютно патологическое и ненормальное медицински желание для проходящего процесс полового созревания гетеросексуального парня.
Брови Харухи взмыли вверх двумя красивыми дугами:
— То есть ты не считаешь это чем-то извращённым и ненормальным? Как хорошо, а то я уж было подумала, что ты смертельно стесняешься этого.
Я фыркнул.
— Мне показалось, — добавила она вкрадчиво, — что ты просто сгораешь от стыда заживо, Кён, озвучивая вслух свои личные... и очень жаркие... фантазии о Микуру-тян. Это не так?
Язык замёрз у меня во рту, Судзумия вместе со стулом придвинулась ближе, её нагие колени коснулись моих. Чего она добивается? Чего ради вообще весь этот глупый допрос?
— Скажи это, — тихо велела она. Правое её колено чуть елознуло по моему, я снова ощутил, как брюки мои готовы взорваться. — То, что ты хочешь, чтобы Микурочка сделала. Глядя на эту фотку.
Я её ненавидел в это мгновение, но кровь отлила от моего мозга, я не мог даже толком дышать под взглядом этой насмешницы, не то что отчётливо думать. Ощущения были смутно похожи на те, что я испытывал — в грёзах — мысленно себе представляя, что старшая ипостась Микуру в курсе всего?
— Я... — мне удалось захватить немного воздуха, — хотел бы... чтобы Асахина-сан на этой фотографии... раздвинула передо мной к-коленки.
Кажется, голос мой всё же чуть дрогнул. Я дал петуха?
— Перелистни. — Мирный голос Судзумии стал почти что медовым. — Тебе же ведь так сильно нравится созерцать её великолепные снимки.
Не став отвечать на откровенно риторическую её реплику, я ткнул вспотевшим пальцем ещё раз в клавишу «вправо».
И сцепил зубы.
— Как она хороша, — голос Харухи отвлёк меня от желания стиснуть вновь под её взглядом колени. — Её запунцовевшее личико, вся её фигурка, выпрямившаяся перед зрителем, стыдливо прижатая к груди левая ладонь, другая рука, вжатая почему-то аккурат прямиком между бёдер... О чём ты раздумываешь, глядя на неё, Кён?
— Ты знаешь.
Нагое бедро Судзумии Харухи, сидящей уже почти совсем рядом, потёрлось чуть-чуть о моё.
— Скажи мне. — Она беззаботно и солнечно улыбнулась, совсем как в прежние дни. — Пожалуйста.
Я приоткрыл рот, закрыл, попытался сглотнуть снова слюну. «Если старшая ипостась Асахины-сан действительно знает...» — пронеслось беспомощно в голове.
— Это... в-выглядит так, как будто... Асахина-сан ласкает себя. — Сказать это оказалось легче, чем я думал, хотя голова всё же вновь закружилась. — Как если бы... её... поймали вдруг нежданно за этим...
— Ты бы хотел увидеть, как Микуру-тян делает это? — Ладонь Харухи легла мне на колено, я замер весь мокрый, чересчур ярко представив, что будет — и что она обнаружит — если рука её двинется выше. — Скажи это, Кён.
— Да, — выдохнул я.
Просто короткое «да». У меня не было больше сил даже пытаться изображать сарказм.
— Что именно «это»? — Ладонь Харухи таки чуть двинулась выше, я вздрогнул, трепеща и одновременно частью себя желая, чтобы она не остановилась. — Скажи это сразу всей фразой. Без каких-либо эвфемизмов.
— Я... ох. — Ну да, разве и так не было очевидно всё время, что она меня вынудит произнести это всё? — Я бы... хотел увидеть, как... Микуру-тян... м-м-м-мастурб-бирует...
Щёки мои горели, как если бы жидкий свинец скатывался раскалёнными каплями с моего лица на пол. Я не хотел открывать глаза, не хотел вообще возвращаться в реальность.
— Тебе нравится мысленно представлять себе девочек, занимающихся