вываливаю из штанов свою сардельку, коей горжусь с юности — как-никак, а двадцать сантиметров на дороге не валяются! Сам мерил! Швейным сантиметром! Ну, прибавил пару-тройку сантимов — ничего страшного... Не суть! Суть в том, что бесхозная голова хозяйки квартиры любезно предоставлена мне в пользование. Только гандон надо нацепить. Пес их знает, этих Самсоновых... Семейка-то странноватая...
Метнулся кабанчиком в коридор, достал из куртки резинку, и бегу обратно в кухню, радостно припрыгивая. Одеваю член в защиту и спешу скорее сунуть его Пробке в рот. Тычусь головкой в накрашенные уста, прорезиненный твердый кусок плоти беспрепятственно попадает во влажную теплоту ротовой полости, и Юлька жадно обхватывает его губами.
— Ну вот! — весело говорит Самсонов. — Совсем другое дело! А теперь: впер-р-ред!
Стол грохочет сильнее, а Юляшка мычит громче пока мы с красномордым не ловим общий ритм, в котором всем становится комфортнее.
— Йех-йех-йех! — выдыхает Олег при каждом толчке.
— Му-му-му, — сопит Пробка, обсасывая мой конец.
Юляшка, насаженная на вертел, крепче хватается за края столешницы и довольно похрюкивает. Видать, ей все нравится. Запускаю пальцы обеих рук в светлые локоны и принимаюсь молотить яйцами о женский подбородок. Пробка давится, но терпит, пуская слюни изо рта. Посуда под ней брякает, а некоторые приборы валятся на пол.
Все заняты делом. Слышны только шлепки от ударов тел друг о друга, пыхтеж, скулеж и прочее звуковое непотребство, обычно раздающееся в моменты перепихона. Но вдруг Самсонов останавливается и говорит:
— Стопэ, братан! Давай-ка на спину ее перевернем...
— Давай перевернем, — соглашаюсь я.
В четыре руки переворачиваем Юляшку кверху сиськами, заодно сметая со стола мешающую кухонную утварь, и свистопляска продолжается. Красномордый трудится над влагалищем жены, а я все так же довольствуюсь ее ртом. Однако жаловаться мне не на что: затылок Пробки свешивается со столешницы вниз, поэтому мне более чем удобно топить удава в глубинах той части лица, из которой у Леди Гаги льется песня. В общем, я не в накладе. Тем паче, что Юлька не лежит бревном, а пытается принимать активное участие в процессе — ее язык умело ласкает вторгающуюся залупу, а щеками она умудряется еще и изредка ее подсасывать.
Сжимаю молочные сиськи, вынутые из лифчика, и тяну пальцами за соски. Мадам мычит громче и пытается что-то сказать, но говорить с набитым ртом невежливо, поэтому я ее не слушаю и продолжаю сисечные забавы. Уж что, а ее дыни и раньше приводили меня в трепет: большие, но не громадные, почти идеальной формы буфера — гордость Пробки. Сейчас-то уже обвисли слегка, конечно, а на коже появились растяжки, но в целом они не успели еще растерять своей притягательности. Мну их и кайфую, однако сладостный момент прерывает подлец Самсонов.
— А ну-ка, — предлагает он, вытаскивая болт из Юльки, — меняемся дырками!
— Ладно, — соглашаюсь я и, следуя его примеру, вынимаю член из женского рта, — меняемся...
— Р-р-разворот! — орет красномордый, после чего берет жену за ноги и раскручивает ее на столе, словно Якубович барабан. Пробка делает три оборота вокруг своей оси и останавливается раздвинутыми ногами аккурат передо мной, а головой — перед мужем. «Во акробат, — думаю про себя. — Ловко он... Тренировался что ли?»
Мне открываются виды на расхристанную Юлькину щель. Щель широка и мясиста. Смотрит на мир одним, но слишком любопытным глазом. Смотрит вкрадчиво, будто в душу заглянуть хочет. Поэтому я, дабы Пробка не заглядывала своей пиздой в черные закоулки моей души, спешу заткнуть этот глаз самым подходящим в данном случае органом.
Продолжаем втроем дергаться, а Юляшка еще и кончает. Продолжительно по-волчьи воет