Бет, — сказал Гурьев. — Она будет готова отправиться домой завтра или, возможно, на следующий день. Я позабочусь о том, чтобы у тебя был шанс попрощаться с ней, только будь очень осторожна в своих словах. Мы не хотим, чтобы ты затронула какие-либо из тщательно устраняемых воспоминаний.
Я кивнула и постаралась не думать слишком много о специфике этих воспоминаний о видеокамерах, криках и неприятных вещах с собаками. Это был такой ужас, от которого у меня сводило живот, если я думала об этом слишком долго.
— Я также почти закончил работу над статьей, которую ты представишь в твое информационное агентство. Я думаю, что она получит широкое признание и при этом представит миру картину, которую я хочу. Я, конечно, буду рад твоему мнению, если ты захочешь внести небольшие изменения.
— Я… я с нетерпением жду этого, — сказала я.
Честно говоря, в тот момент мне было уже все равно. Моя слабость победила. Несмотря на все, через что мне пришлось пройти, на то, сколько я сделала, чтобы уничтожить Гурьева и его отвратительную империю сексуального рабства, я могла думать только о нем. Я хотела доставить ему удовольствие. Я хотела, чтобы он взял меня. Я хотела его ребенка.
— Моя жена уехала из страны снимать фильм, — сказал Гурьев.
То, что Ильяна уехала, вызвало у меня неожиданное волнение. Теплый летний ветер шевелил мои волосы и как будто ласкал мое лицо.
— О? — сказала я.
— Да, она в Будапеште. Ее не будет несколько дней. Ольгу и Костю я тоже отправлю. — Он поставил чашку с чаем в сторону и взял меня за руку. Его глаза были глубокими. — Я бы хотел узнать тебя получше, Эмили. Ты бы этого хотела?
— Да, — ответила я ему, мой голос был едва громче шепота.
— Тогда сегодня вечером, — сказал он и отпустил мою руку. — Иди и проводи Бет. Я буду ждать твоего возвращения.
Каждая часть меня хотела этого. Не было голоса разума. Не было совести. Пока Костя вез меня к Бет в гостиницу, я думала только об Иване Гурьеве и о том, как сильно я его хочу.
***
Я оказала услугу Бет. Мы обнялись и поговорили. Она почти ничего не помнила, и в ее мыслях была какая-то невинность, которая намекала на скрытую под поверхностью травму.
— Я не могу дождаться, когда смогу поплавать дома в Нью-Йорке, — сказала она. — В доме, где я живу, есть очень хороший бассейн. Может быть, ты сможешь прийти и поплавать со мной.
— Мне бы этого хотелось, — ответила я.
Мне следовало больше беспокоиться о ней. О неразорвавшейся бомбе воспоминаний, сидящей в ее мозгу. Но Гурьев заразил меня полностью. Я уже смотрела мимо Бет на возможное будущее с Гурьевым. Мне было интересно, бросит ли он ради меня свою жену. Захочет ли он, чтобы я появлялась с ним на людях или только как тайная любовница. Я решила, что приму любой вариант.
Я обняла Бет и пожелала ей хорошего полета. Она остановила меня перед самым выходом и, казалось, хотела что-то сказать. Ее лицо исказилось от боли, но потом боль ушла. Она улыбнулась и сказала: — Пока-пока.
Если с ней и было что-то не так, я не хотела этого видеть. Я помахала ей на прощание и села в машину.
***
Прежде чем отвезти меня обратно в квартиру Гурьевых, Костя отвез меня в элитный магазин. Он сопровождал меня в мини-шоппинге от французского магазинчика нижнего белья до портнихи и ювелира. Гурьев все оплатил по счетам, которые даже не требовали удостоверения личности.
Поезд 