на крошечный член. Но она терла не его, она терла рядом, сделав из пальцев вилочку. Этой вилочкой Оля тоже работала недолго, тоже минут пять, но, когда она сжала ноги, согнув их в коленях, и затряслась, я понял, что она так кончила.
— Ну, и как тебе? – спросила Оля, едва отдышавшись.
— Если честно, то рукой лучше! – сознался я. – А тебе?
— И мне тоже.
— А как твоя мать? Все лежит?
— Лучше, намного лучше! – обрадовалась Оля. – Сегодня встала и пошла на кухню есть, что я приготовила.
Я был рад за Олю. Она была для меня своим парнем в юбке и со щелкой. Мне хотелось поднять ее на руки, как маленькую, прижать к себе и носить по квартире.
Оля оделась и ушла, я тоже оделся и стал ждать Марию Ивановну. Возможно, учительница где-нибудь стояла и ждала, когда Оля выйдет, но она пришла очень быстро и с порога спросила:
— Ну, как все прошло?
И я показал ей два больших пальца:
— Отлично!
Хотя я ожидал чего-то большего.
Мария Ивановна прошла в свою комнату и стала там переодеваться в домашнее. Но после Оли мне подглядывать за ней не хотелось...
Мария Ивановна, оказывается, не теряла времени даром, и пока Оля показывала мне свою дырочку, прошлась по магазинам и накупила всего- всего и даже черной икры. Мы так наелись, что я не мог даже говорить, и уснул за столом.
Проснулся я уже вечером. Я лежал на диване в разобранной постели и голый!
— А, проснулся! – обрадовалась учительница.
— А почему я голый?
— Это я тебя раздела. Спать в одежде не гигиенично. Я тоже теперь не буду спать в одежде.
— Значит, мы не будем стесняться друг друга?
— Не будем.
— Значит, мы будем ходить по квартире голыми?
— Будем. Знаешь, за рубежом есть такие пляжи, где все купаются голыми, и ничего.
— Я бы не смог.
— А я не знаю. Было бы интересно попробовать.
— Когда начнем... не стесняться?
— Думаю, завтра.
— Тогда где мои трусы?
— Я их постирала. Сейчас принесу. Думаю, высохли.
Она сушила их в ванной, на трубе-полотенцесушилке. Принесла, отдала и села напротив.
— Я их надену?
— Надевай. А я посмотрю, вдруг трусы сели.
Кажется, трусы, и правда, сели, потому что я едва запихнул в них свой торчащий член. А Мария Ивановна сидела совсем близко и смотрела, как я мучаюсь.
— Знаешь, – сказала она задумчиво. – Давай дома обращаться друг к другу на «ты».
— Давайте, давай!
— И без отчества. Я Маша, ты Саша!
Она действительно была очень молодой, и почти не пользовалась косметикой, только брови и ресницы, а моя мать пользовалась, по часу просиживая возле трюмо. Мать была особенно страшной с утра, после того, как ее повалял отец. А Мария Ивановна, Маша, по-домашнему, была свежей все время.
Она протянула руку.
— Познакомимся? Маша!
Я пожал ее мягкую ласковую ладонь и ответил: «Саша».
— Вот и славно! Теперь иди учить уроки, Саша!
А про уроки-то в свете последних событий я и позабыл!
— Уже иду!
За уроками я как-то позабыл про ужин, а Маша – нет. Она принесла мне теплого молока и булочку. Жадно съел и запил молоком, вот только пенку выловил мизинцем.
— Не любишь?
— Не-а.
— Дай-ка я!
Маша слизнула пенку с пальца да еще его пососала, смешно втянув щеки.
— Больше ничего не хочешь?
— Нет.
— Тогда спать! – скомандовала Маша и ушла в свою комнату, а дверь не закрыла. Там она принялась шуршать одеждой и вздыхать, а потом позвала меня.
— Слушай, это чья кровать? – спросила Маша, стоя перед разобранной постелью. Она была опять в очень короткой маечке на бретельках
ох уж эта любовь к музыке 
webmaster@3iks.ru