Целовала жадно и требовательно, как женщина, ищущая наслаждения, так что невидимый барьер между нами начал дрожать и утончаться. Следуя за этим снижением, мои руки скользнули по внешней поверхности её бёдер, ощущая их тёплую податливую мягкость. В тот же момент мой член восстал, бесстыдно и так быстро, что стало больно. Я привлёк её бёдра к себе, и она ощутила мою эрекцию, издав носом звук, чем-то похожий на смех умиления, в то время как наши языки вели всё более увлечённую игру у нас во рту.
Мы оба привыкали к тому, что происходит с нами. Да, мы чувствовали, что это неправильно, что это за дозволенными границами отношения матери и сына, что наслаждаться друг другом как мужчина и женщина – ДЛЯ НАС немыслимо, что ТАКАЯ интимность за гранью всякого закона, что явление эрекции сына на мать – это вообще скотство. Но мы позволяли себе быть свободными, что было очень не просто! Мама хотела отомстить отцу и отвела мне роль мужчины, с которым она могла бы изменить мужу, находясь при этом в безопасности, зная, что этот мужчина её не обидит. Я исполнял роль её мужчины, что тут непонятного?! Но нет, не любовника. Любовник – это скучное слово, замызганное и застиранное. Скорее, я играл роль случайного встречного, коему посчастливилось исполнить роль самца.
Мы наконец оторвались друг от друга, учащённо дыша, так что возникла пауза неловкости от того, что между нами произошло, и вместе с тем, в нас нарастало желание. Желание отношения ещё более тесного, желание близости. Помимо сладкого желания отомстить, которое тоже подогревало нас. Месть – это цель? Повод?
Ты - моя женщина,
Я твой мужчина.
Если надо причину,
То это – причина!
Дыхание мамы у самого уха.
— Помоги мне снять платье.
Кто из сыновей не мечтал услышать эти слова! Слова, способные вызвать у любого подростка немедленное неконтролируемое семяизвержение...
Когда тонко пропела молния, и тонкое тёмно-синее платье упало к её ногам, я вновь едва сдержал свои чувства, рвавшиеся наружу в буквальном смысле этого слова. Она поймала мой восхищённый взгляд в зеркальной дверце шкафа-купе. Послушай, мама, так нельзя! Я теперь знаю, как одеваются настоящие леди! Чёрный пояс с тонкими тёмными чулками, чувственно оттеняющими влекущий рельеф стройных полных ног и вызывающе-светлый треугольничек трусиков в возбуждающем контрасте. Не смей раздеваться, не смей! Я опускаюсь на колени, чтобы приникнуть губами к бесподобному сгибу ног, ощутить ток воздуха от нагретой нейлоном кожи, увидеть светлый лоскуток со складочкой в промежности. Боже, отец, какой ты дурак! А мама вдруг застеснялась.
— Пожалуйста, не снимай их!
Она побледнела, внезапно осознав, что вызывает во мне совершенно конкретное, почти животное желание, смешанное с неповторимой эстетикой женского тела и возбуждающего белья.
— Не снимай!
Она отбросила снятые трусики в сторону и вновь пристегнула чулки к поясу. Отвернувшись, я быстро разделся до трусов, которые неприглядно топорщились от чудовищного напряжения эрегированного члена. Хотя, возможно, женщин и заводит такое выражение чувств. А мы уже вновь стоим друг перед другом и, чтобы скрыть взаимную неловкость, вновь встречаемся губами друг с другом, жадно похищая страстные поцелуи и вновь отдавая их. Мама, неужели ты так целуешь отца? Я не могу поверить. Нет, я не верю в это!
— Ммм...
— Что?
Я отрываюсь от её рта.
— Давай-давай.
Испытывая чудовищную неловкость, снимаю трусы и с отчаянием в глазах выпрямляюсь. Прости! Я такой скот...
Под взглядом мамы, он раздувается ещё больше, раздуваясь и готовясь лопнуть под гулкими ударами крови.
— Всё хорошо. Милый!
Я вздрагиваю от ласкового прикосновения её пальцев. Мама, ещё немного, и я кончу! И: Ещё! Пожалуйста! Ещё!.. Я слышу свой стон.