куклы, свисали лохмотьями. Хотелось даже запустить в них пальцы, запутаться, намотать на кулак и выжать, притянув румяную красотку к ответственности, то есть поцелую.
В этот момент в дверном проёме нарисовался Алекс.
— А вот и пицца! — добродушным демоном расплылся он в улыбке. — Прошу.
Плюхнув на журнальный столик передо мной коробку с пиццей, он сделал два шага назад и заступил за спинку Катиного кресла. Его огромные ручищи с длиннющими пальцами тут же окунулись в Катины волосы и принялись вытворять с ними именно то, что крутилось в моей голове: он массировал Катин череп.
Никогда не видел столь изощрённого и навязчивого массажа. Климова замурлыкала, прикрывая веки. Я же, сглотнув слюну, потянулся к коробке и извлёк из неё ломтик пиццы.
— Нравится? — спросил Алекс.
— Да, — почти одновременно ответили мы с Климовой и тут же заржали.
Катя открыла глазки, встретилась со мной серебрящимся задором щёчек и губок.
— А так? — Алекс скользнул рукой под полу халатика и ухватился за Катину грудь.
Климова захихикала, бросая на меня глупейшие взгляды. Я же давил щи, пожирая сочную пиццу, пожирая глазами странное шоу, участники которого несомненно хорошенько всё обговорили перед тем, как прийти к консенсусу о том, что куда совать и в какой очерёдности демонстрировать.
Уже две руки Алекса нашли Катины груди, она тяжело сопела, поглядывая на меня, оставаясь в халатике. Музыка, льющаяся из телевизора, разбавляла некое затишье, возникшее в нашем общение. Я потягивал пиво, подсчитывая про себя количество выпитого. Судя по трём пустым бутылкам, Климова находилась в некоторой эйфории девушки, засидевшейся в баре допоздна. Алекс же выглядел свежим, как огурчик.
Он наклонился и поцеловал Климову в засос, она ответила ему сладостным постаныванием.
— Покажем ему, от чего он отказался, — произнёс Алекс своим мистифицированным баритончиком.
Катя бросила на меня косой озорной взгляд, захихикала, краснея. В её глазах блестело знакомое мне торжество. Горделивая кошечка светилась победоносным самолюбованием. Я вспоминал, каких глупостей наговорил в своё время Оле, чтобы убедить её в необходимости «визуальной мести», и понимал, что Алекс пошёл намного дальше. Он обработал мозг Климовой многомесячной промывкой. Она вся буквально горела желанием доказать мне, что я — лох, не сумевший оценить её по достоинству.
Катины достоинства вдруг показались из халатика. Сиськи, которые Алекс так тщательной разминал у меня на глазах, превратились в две сочные прыгающие дыньки. Пальцы баскетболиста сминали их, вылавливали соски, вытягивали наверх торчащими бубенцами.
Климова весьма бурно реагировала: изгибалась в кресле, вытягивала шейку в сторону нависшего над ней исполина. Их громкие причмоки веселили и будоражили меня.
Я прикрыл глаза рукой, театрально помотал головой.
«Ужасно! Зачем вы так? Мне же больно!» — сообщал я всем своим видом.
Этот жест несомненно не мог остаться незамеченным. Климова выскользнула из халатика и коленкам заскочила в то самое кресло, которое меньше года назад стало отличным полигоном для испытания верности друзей: меня, Алекса и Оли.
Шикарная округлая задница Кати с тёмными дольками половых губ закачалась перед моим взором, когда исполин Алекс, приспустив шорты, отдал ей на растерзание свою колбасу.
Он гладил её по спине, поглядывая в мою сторону, глаза светились коварными огоньками. Я усмехнулся. Наблюдать за Катей со стороны мне ещё не доводилось. Та самая девушка, которая свела меня с ума, увела рассудок однажды осенью и растоптала мечты, сокрушив их в пух и прах, теперь сладко сосала огромный член Алекса, который всё удлинялся и увеличивался в толщину. Наконец он залился как черенок лопаты, застыл огромным отполированным суком между ног. Алексу даже ходить стало неудобно, так эта машина распустилась перед ним.
Дальше события диктовались желанием самца. Крутанув Климову вместе с
Нечаянно стали свингерами 