моих объятиях. В последнее время её рассказы всё чаще скатывались к перечислению весёлых похождений с бывшими одноклассниками — двумя парнями.
То они в бильярд играют, то в кегли. Я даже стал ревновать её к тем скромным паренькам, которые так неутомимо вились вокруг моей Катюши и под предлогом народных гуляний и моего зависания на работе после занятий уводили её на разные дешёвые мероприятия.
В театре пыль старых бордовых занавесок и истоптанного, затёртого в дрыбадан паркета навеяли ностальгические мысли о совке.
— Прекрасно! Прекрасно! — прикрывался я восторженными возгласами.
Катя поначалу хихикала, а потом вдруг надулась и уже смотрела на меня только строго и уничижающе.
— Ничего ты не понимаешь в театре! — сказала она, когда мы наконец вырвались на свежий вечерний воздух.
— Куда уж мне, — я принял саркастический тон.
Мы зашагали к метро, каждый найдя причину молчать и обижаться на другого.
В автобусе она опять завела старую шарманку про гениального дедушку, который по долгу службы вынужден был рисовать декорации для одного театра в провинциальном городке. Оказалось, он рисовал их настолько гениально, что в театре каждый раз просили переделать.
Я рассмеялся, грубо и беспощадно.
— Вот из-за таких дураков, как ты, в Советском Союзе и не было искусства, — прошипела Катя.
Она, конечно же, имела ввиду партийных руководителей, с которыми волей случая она отважилась меня сравнивать.
— Вот из-за таких дурочек, как ты, искусство так и останется роскошью для избранных.
— Вот именно! — Катя подскочила и бросилась в раскрытую дверь. Я последовал за ней. Мы не доехали одну остановку, оставалось пройти полтора километра, через тёмный парк или по дуге вдоль дороги. Катя выбрала парк.
Она бежала впереди, я тащился следом.
— Если я для тебя дурочка, то зачем ты со мной встречаешься? — спросила она через пару минут гонки на выживание. Её голос звучал обиженно, она дулась, глубоко пряча кулачки в кармашки куртки.
— Так это не я с тобой, а ты со мной встречаешься, — весело откликнулся я. Катин гнев, её претензии, требования достали меня в конец. Я чувствовал лёгкую ненависть и отвращение ко всем выкрутасам, с которыми мне довелось столкнуться. Оля в этом плане была просто ангелом. «Вот на ком надо жениться! — восхищался я тайно куколкой. — Всё познаётся в сравнении».
— Если будешь так говорить, то лучше нам вообще тогда не встречаться.
Она злилась, обида в её голосе достигла колоссальных Вселенских масштабов. Я едва сдерживался, чтобы не захохотать, злобно и яростно.
— Напугала ежа голой жопой, — сказал я.
Я думал она блефует, несомненно берёт меня на излом. Как она любила это делать, как она делала это с самого начала, пытаясь поставить меня на колени, заставить занять роль нижнего, просящего, умоляющего. Об её милости, благосклонности, внимании. Катя не любила положение ведомой, ей была противна сама мысль, что она будет пресмыкаться ради любви. Себя она любила гораздо больше. Поэтому, как только на горизонте забрезжил рассвет в виде нового контракта, она тут же сменила пластинку и, как загулявшая сука, принялась выискивать варианты, чтобы испортить отношения и найти причину уйти.
— Не веришь? — она обернулась, глаза сверкали торжеством гнева. Я сразу уловил в этих зрачках истинное положение на Катином любовном фронте. Она горела огнём перебежчицы, мечтала сменить хозяина ради лишней брошенной кости в виде сердечка. Алекс внушил ей неловкими признаниями, что есть жизнь за расставанием. Как легко и быстро она может разрешить проблему одиночества сменив одного парня на другого.
— Сама же потом прибежишь ко мне будешь проситься назад, — я ухмыльнулся.
Оргазм под партой 