Я тяжело вздохнул и накрыл глаза ладонью. Он, как совесть во плоти, нарисовался на ночь глядя и рубит правду-матку в глаза.
— Ты — дурак, Павлик. И не лечишься, — сказал я уставшим голосом. — Любовь — это всегда обман.
Больше мне ему сказать было нечего, я прошёл мимо и поднялся по лестнице. Тяжело покачиваясь, прошёл к лифтам. Павлик шёл за мной.
— Пусть так, — его голос дрожал. — Для тебя это всегда обман, и поэтому ты несчастный. Мне жаль тебя.
Двери лифта уже закрывались, когда он озвучил эту колючую истину.
Моя самооценка покачнулась, Павлик оказался не так-то прост, каким казался изначально. Он сумел залезть в душу настолько глубоко, что я всю ночь не мог заснуть и лишь под утро забылся тяжёлым туманом.
###
Шли дни. Отношения с Катей входили в привычное русло, напоминая жор рыбы. Мы бесились от страсти, переполнявшей чашу любви.
— Милый, мне так хорошо с тобой, — мурлыкала Катюша, укутываясь рядом со мной.
Её поглаживания переходили от груди к животу. Пальчиками она достигала резинки шортов. Я втягивал живот, и Катя просовывала ладонь в образовавшуюся щель. Моё член уже стоял, как каменный.
— Ого! — издавала удивлённый возглас Катя, весёлый и довольный.
Я лишь хмыкал в ответ. Её пальчики принимались теребить кожицу на головке, затем спускались по стволу, ладошка обхватывала ствол, начиналось неуклюжее подрачивание.
Насладившись поцелуями взасос, я отпускал её погулять ротиком по члену. Она ныряла и надолго оставляла меня в сказочном дурмане удовольствия, причиняя мне неизгладимые в памяти ощущения. Катины сладкие губки высасывали всю душу, выводили меня на финишную прямую. Лишь неимоверным усилием я оттягивал её от брандспойта, готового взорваться семенем. Мы накидывали резинку, и Катя устремлялась заканчивать работу. В отличие от Оли Катя не была готова глотать сперму, даже соприкасаться с ней языком. Мы нашли компромисс в презервативе. Ощущения для меня были идентичными, Катин рот точно так же наполнялся спермой, горячий язык гулял по головке, растекался, подставляясь под быстрые струи ускользавшей жидкости.
Она вся оставалась в мешочке, перламутровая, плодоносная, жгучая. Катя держалась скромнее Оли, ни о каких спонтанных соитиях в лифте или на общем балконе не могло быть и речи. Можно сказать Климова была консервативна в этом плане. Так же в квартире никого, кроме нас двоих, не должно было находиться. Приход мамы должен был приходиться не ранее, чем через два часа после начала игр. Мы залезали в постель, раздевались и раздевали, греясь поцелуями, хоть на дворе и стояло лето. Наше второе лето. Катина попа и груди разлетались в моих руках, никогда я не испытывал такого кайфа.
Катя проверяла наличие презерватива перед проникновением. Казалось, её волновал вопрос чистоплотности больше всего остального.
«Боится заразиться?» — предположил я.
— Мама меня убьёт, если я залечу, — извинилась она однажды.
Видимо, по этой же причине она боялась пробовать сперму на вкус. Брезгливости в её поведении я не замечал. Зато надев презерватив, мы сразу погружались в расслабленное состояние плывущих по течению эйфории молодожёнов. Иначе я себя и не чувствовал. Казалось, второй медовый месяц за год озарил моё мирное существование. Ещё не остыли в памяти зимние потрахушки с Олей, не забылась её упругая попка под горячим душем, как вот я уже насаживаю на член Катины упругие мячики. Она трахалась самозабвенно, моя кошечка Катюша. Отключалась, сводя собственное участие к расслабленному погружению в мои медленные проникновения, переходящие постепенно в активную фазу.
— Тебе нравится Павлик? — спросил я её однажды в самый ответственный момент.
Я держал её за ягодицы, пристроившись сзади, мощно выколачивал поршнем мембрану влагалища, скользившего на члене.