— А если ей завтра ещё выше парень попадётся? — развивала фантазию моя мамаша.
Что ей отвечали с другой стороны я слышать не мог, зато отлично понимал, что Олина мама так же, как и моя, осуждает подобное поведение дочки.
— Это же надо, — гневно сверкала карими очами моя родительница, когда мы заточились одни на кухне. — Такая ненадёжная! А я-то думала, сынок, что она любит тебя. А оно вон как бывает.
— Не переживай, — усмехался я. — Нет худа без добра.
— Это точно, — кивала мама.
Она уже знала про мой бурно развивающийся роман с Климовой.
— Не нравятся мне твои пословицы. Гляди, как бы она тебя опять не бросила.
— Взялся за гуж, не говори, что не дюж.
Мама опять закхекала.
— Ну-ну. Взялся он. Ещё кто за кого взялся. Смотри только не женись на ней.
— Баба с возу, коню легче.
— Всё, иди отсюда. Папаша твой такой же ненадёжный оказался.
Я поплёлся в комнату с грустной усмешкой на лице. Что мне было добавить? Бабы сами дуры? Меняют коней на переправе? Семь пятниц на неделе? Я решил не запариваться на отношения с Климовой и пустить всё на самотёк.
«Точно так же, как я поступил с Олей, я поступлю и с Катей, — думал я. — Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей», — вспоминалось мне высказывание великого поэта. Он-то знал толк в бабской логике.
Но что бы я там не решил, у жизни была своя агенда на ближайшее будущее. Примерно через неделю после официального закрепления союза с Климовой прочным диванным упражнением ко мне начал клеиться её Павлик. Он нашёл меня у подъезда поздно вечером.
— Ты же её не любишь, — загородил он проход.
Я оторопел и в растерянности застопорился возле лавочки.
— А она тебя любит? — мои брови невольно нахмурились.
Павлик презрительно оскалился.
— Что ты вообще знаешь про любовь? — прошипел он. — То с одной, то с другой.
Он смотрел на меня самым уничижающим взглядом, выдержать который дано не каждому. В какой-то мере Павлик заболел той-же болезнью, которой страдала и Катя до недавнего времени. Он тоже плавился от безответной любви. Мне стало жаль парня. Рассматривая его почти бредовое состояние, я, сам того не желая, усмехался. Он воспринял это как оскорбление.
— Завидуешь? — сказал я, как можно спокойнее.
Павлик не был опасным для меня, если бы дело дошло до драки, я бы наверняка поборол его. Он и сам это прекрасно понимал, но всё же продолжал шипеть и гавкать:
— Попользуешься ею и выкинешь, да? — сказал он, сверкая в полумраке очами.
— Слушай, чего ты хочешь, а? — я устало повёл плечом.
Не хотелось бить этого несчастного изгоя общества, отвергнутого к тому же Екатериной Климовой. Она прошлась асфальтоукладочным катком по его одинокой страждущей душе, и вот он бесится, кичится своими рыцарскими замашками.
— Оставь её.
— То есть, бросить?
— Да, — он грозно кивнул.
— Чтобы она вернулась к тебе?
Павлик побледнел.
— Ты ей точно не пара, — пробубнил он.
Я хмыкнул.
— А ты, значит, пара?
Он стоял, понурив голову, понимая, что мои вопросы весьма актуальны в контексте происходящего.
— Она сама решит.
— Вот именно! — я с радостью ухватился за нить взаимопонимания. — Она сама уже решила. Неужели ты думаешь, что я силой заставляю её встречаться со мной?
Он жевал губы.
— Ты обманываешь её, — сказал он.
— С чего ты решил?
Он посмотрел на меня ясным гневным взглядом, полным презрения.
Мы. 