слюной у моих ног, и пусть со стороны это выглядело мерзко и отталкивающе, я смотрел на происходящее с каким-то личным триумфом.
Лежа на заплеванной полу лифта, в который ежедневно входила сотня пар обуви, он совсем не походил на того высокомерного типа, тискающего молоденькие попки, зная, что ничего ему за это не будет. А сейчас, когда часть его внутренностей просилась наружу, и он выглядел просто отталкивающе в своем бессилии, я чувствовала, как меня переполняет гордость за свой поступок!
Едва он закончил растекаться блевотиной, я присела рядом с ним, запустив пальцы в волосы и приподняв его голову.
При этом я ощущала, что в джинсах моих уже столь же влажно, что и на этом самом полу, на котором разворачивались события.
Скотина скосила на меня глаза, опасаясь прямого взгляда.
Ее била дрожь...
Знакомое мне ощущение, когда руки Чма касались меня в автобусе, а я не могла сказать ни слова или воспрепятствовать этому.
— Тебе, Сволочь, должно быть ужасно страшно от происходящего, и ты гадаешь, что с тобой произойдет далее...
Скотина вдруг не сдержалась и блеванула едкой желчью, и я едва успела отстранится, чтобы не заляпать себя.
Но такая реакция меня дико взбесила и я дернула Сволочь за волосы, едва не сорвав скальп.
— Простите... Простите...- залепетал он, выплевывая пузыри слюны.
— Клянусь тебе, если ты вновь это сделаешь, я заставлю тебя съесть эти отбросы! Слижешь их языком, чего бы это не стоило!
Он быстро-быстро закивал и прикусил губы, опасаясь, что не сдержит очередной приступ рвоты.
Мне хотелось окунуть его в его же лужицу, но это было бы совсем жестоко, и я лишь плюнула ему в глаза.
Он сам пал харей в лужицу собственной блевоты, и только тогда я вдруг ощутила удовлетворение.
Напряжение стало уступать место расслабленности, как если бы я пробежала свою дистанцию, а теперь у меня был перерыв...
Сволочь утратила для меня значение...
Наверное, как и для нее перестают иметь значения те девушки, которых он облапал, когда он жиденько кончает в своей ванной этими самыми руками...
Я нажала на кнопку вызова, и лифт продолжил движение.
Двери открылись, и Скотина посмотрела перед собой.
— Что, вот она, свобода?! – прочла я мысли Сволочи.
Скотина, казалось, не верила в счастливый для себя исход, и глянула на меня, точно спрашивая разрешения.
Я кивнула на выход.
— Ползи...
Нож в моей руке был опущен.
Но прошло несколько томительных мгновений, прежде чем Скотина, точно растерзанная гусеница, смогла начать грести к выходу, волоча за собой следы собственной блевотины и крови изрезанных рук.
Неожиданно Сволочь заторопилась, наполняясь силами, и жалостливый скулеж сменился выбросами насмешки.
Именно в ту секунду я ощутила, как в груди назрел протест, а в трусиках потеплела накопленная влага...
Не стоило ему смеяться надо мной!
Я сделала шаг вперед...
Скотина приподнялась на четвереньки, улепетывая из лифта, но заслышав мои шаги, оглянулась, и смех сменился криком отчаяния, а во взгляде была обреченность...
Я выбила его из кабины лифта, нападав ногой между его ног, аккурат между обоими, вверх, на подъем! Сразу в оба!!!
Но даже его тяжелый стон не мог заглушить звук того хруста, который я услышала за долю мгновения ранее.
Я поняла, что сокрушила, опустошила ему яйца, и жизнь для него уже не станет прежней!
Не этого ли я сама хотела?
Скотина была без сознания, когда я выкидывала в нее личные вещи.
Больше всего забавляли руки, собранные в защитный замок на месте несуществующих отныне яиц...
Не помню, как я дошла домой, но ноги жутко распухли, и на них было страшно смотреть... На следующий день я жутко хромала, но старалась держаться, дабы ничем не выдать своих травм.
Лишь мысль о том, что кому-то досталось больше моего заставляла отступать
Муза. Часть 7 