тогда, у камня под луной, в точности. Только шептала она на постели, в его объятьях, обжигая страстью своих зеленных глаз. Таисия всегда знала как усмирить своего возлюбленного, даже в пылу самого жаркого спора она похлопывала себя по рыженькому островку, время от времени постанывая и играя глазками. До те
х пор пока Игнатий не сдавался, и соглашался со всем быстрее и теплее пристроить своего «княжича».
Она подставляла ему свою попу, приглашая его туда, куда запрета от старцев не было. Выгибала кошечкой спинку не переставая играть с собой спереди. Чувствуя в себе твердость «княжича», стонала, извивалась, рычала, заглядывала себе меж ног, слыша его учащенное дыхание пока он вскрикнул и не излил свое желание в ее зад. Еще несколько движений пальчиками и они вместе обессиленными падают на кровать в объятиях своей утоленной плоти
Любовные ласки возобновлялись снова и снова, длились да самого утра, но с рассветом она снова исчезала. Того требовала беспоповщина, общество скита.
— Откуда ты про любовь ведаешь? — как-то спросил он Таисию.
— Про какую любовь, мой княжич?
— Ну, про ласки многие...
— Инокиня Прокла обучала. Она рода княжеского, вот монахини меня прислуживать к ней и приставили. С восьми годков, я у нее в келье пропадала. Прокла меня писать, читать, научила, стан держать гордо. Обучила на своем стоять, очами словно искрами брызгать... ну, и как мужчин ласкать... Не токмо детородным местом. Одно жалею, что оставила ее в Введенском монастыре. Не упросила Терентия с собой забрать. После пожара, что весной перед нашим уходом в женской обители случился, болела она, потому я и не настояла. Монашки поговаривали, что это Прокла кельи подожгла, чтобы себя огню придать.
— Выходит, ты тоже княгиня!
— По норову... Сам же меня тигрицей называешь. Не совладать тебе со мной, княжич!
— Это мы сейчас глянем! — Игнатий ее обнял.
— Никак обучился!.. — засмеялась Таисия, когда он стал съезжать по ее телу своими устами вниз.
Ее глаза стали немножко влажными и с взором теплым. Зрачки в зеленой оправе медленно расширились, и она испустила блаженный вздох:
— Совладал, милый...
В один из летних дней, когда небо было чистым и грозу ничто не предвещало, к ним в скит пришла черная весть. Выговские старцы навели на них воинскую команду, Ревельского полка, поручика Ушакова, драгуны на конях верхами.
Терентий стал спешно готовиться к осаде. Стены скита были толстые, поставленные со знанием дела. Еще два года назад, они с Игнатием закупили в Невеле тридцать ружей, к ним бочонок свинца и десять пороху. А так же, пятифутовое орудие и ядра.
С таким вооружением, драгунам Ревельского полка взять обитель оказалось не так-то просто. Пять дней Филипповцы держали оборону, на шестой драгуны подтащили к мятежному скиту два тяжелых орудия...
Наблюдая со стены за приготовлениями бомбардиров к стрельбе, Терентий помрачнел и жестом подозвал Игнатия с Таисией.
— Сейчас начнут крушить. Пушки сорокафунтовые, больше получаса стены не сдюжат. Стало быть, пришла наша последняя минутка. Ну прощай, сестренка, и ты, Игнатий, прощевай... Где лаз потайной ведаете. Времени особо не теряйте, уже вон ядра в жерла загоняют. Неотложно к стрельбе приступят.
— А как же ты, Терентий? — спросил Игнатий.
— На стенах не сгину, так в избе сожгусь. Не брошу я людей, что мне поверили. А ты бери Таисию и уходите. Не будет на мне смерти сестры.
— Терентьюшка!.. Как же мы без тебя-то! Господи!.. Почто, братец, гневаешься? Почто гонишь нас от себя в смертный час?..— всхлипнула Таисия, и из ее зеленых глаз покатились крупные слезы. Она упала на колени и обняла его ноги.