ротики больше нравилось. Одной подарю, они тут же друг с другом целоваться лезут, делятся добычей, они ее обе любили...
Через два часа вылезаем, смотрим, а вторая палатка ходуном ходит. Подошли, а у дяди Коли с моей мамой тоже, видать, времени не было: полога опустили, но не зашнуровали, и там дыра посередине – голова пройдет спокойно. А может, и не стали специально – зашнуруешься, в палатке душно... Носы сунули, а там точно так, как у девчонок было когда-то в Испании – мама на четвереньках, лицом к нам, дядя Коля ее сзади долбит, у мамы груди качаются. Но уже, видать, не первый заход, больше хихикают да болтают.
Только мы свет закрыли, старшие тут же лица подняли, засмеялись и на нас зашикали – брысь, пернатые, не мешайте. Мы исчезли не сразу, так дядя Коля маме засадил особенно сильно, с хаканьем, ее аж приподняв, с ее бедер одну руку снял и кулак сжатый победно поднял, улыбаясь, а мама, спину выгнув, глаза зажмурила, облизнулась и засмеялась. Я замер, а девочки мои засмеялись ответно и меня утащили, на пляжик за кустами, и там мы как с ума сошли – не разъединялись почти до утра. Родители, волнуясь, несколько раз то к кустам подходили, то с озера, вроде плавая, заглядывали, но успокаивались. Дядя Коля на обратном пути все смеялся: с воды какой-то, говорит, ежик был виден, где чьи руки, ноги, головы – не разобрать...
В августе я уехал. Они меня провожали на вокзале, мои девочки. Мама, узнав, что они придут, не пошла, не стала мешать - проводила до порога, поцеловала, и все... На перроне поцеловались вроде даже весело, я спокойно в вагон зашел, встал у окна, поезд тронулся, смотрю – а девчонки-то мои стоят, обнявшись, на меня смотрят и ревут в четыре ручья. Ни разу до этого не видел, чтоб они плакали, и нате вам... Так мне по сердцу резануло: до этого и не задумывался, как наши отношения называть, а тут понял сразу: как не называй, а девки меня любят. Обе вместе и каждая по отдельности. Покопался в себе и не понял, кто из них мне нравится больше. Даже разозлился – ну вот еще заморочки: у всех если девушка, так одна, а меня, выходит, сразу две ждать будут, и я не знаю, кто из них мне нужнее. И что дальше-то? Если жениться, то что, на обоих сразу, что ли? Нельзя... Хотя почему нельзя, я не понимал и не понимаю. Зачем вот в такой ситуации выбор? Хоть в мусульманство подавайся... Дальше... черт...
Голос Сергея сорвался, он вдохнул, выдохнул – и продолжил дальше уже нормально, только чуть звеняще от напряжения:
- За сентябрь пришло мне от них восемь писем, от мамы два. А потом вдруг стихло все почти на две недели. Я беспокоиться начал, только было собрался телеграмму давать, и тут – письмо от мамы. Совсем коротенькое, какое-то неясное, бестолковое, а в конце –приписка: «Дядя Коля, девочки и их мама погибли. Похоронили мы их вчера. Вот так». Смотрю на дату – а письмо восемь дней шло...
Я это письмо только соседу по комнате показал, что-то в рюкзак покидал – и на вокзал. Пока добирался, чего только не передумал, все надеялся, что, может, чего не так понял... Прибегаю утром домой, мать встречает вся уреванная, в комнате бардак, соседи на цыпочках ходят... Николай Абрамович ее последней любовью был... Да и девчонки ей понравились сильно...
Поверил. Упал на кровать, и тоже реветь, как белуга. Мать про свои горести забыла, меня