— Да... Это сын начальника колонии. Какая мерзость, - шепчет батюшка.
— Согласен. Сынок этот – законченный наркоман и наркоманом его сделал я. Как и двоих его дружков, что совершали насилие над Ольгой. Таким вот способом сейчас он зарабатывает себе на дозу. Так вот. Есть два варианта. Или вы идете в гараж и заканчиваете свою жизнь в петле. Или...
— Или?
— Или я выпускаю вам кишки, и вы умираете в муках... Вы наверняка слышали о смерти врача, что работал в колонии, так это моих рук дело. А затем я и сотоварищи навещают ваших дочек. Я их сажаю на наркоту, и они будут зарабатывать на дозу тем же способом, что и сынок начальника колонии. Сначала они будут сниматься в жестком порно, которое увидят их мать и все ваши родственники, а затем их опустят в самый дешевый бордель, где они будут обслуживать гастарбайтеров, работающих на стройках. Лет пять они протянут. Может быть. Решайте. Выбор за вами.
Батюшка с бледным, помертвевшим, похожим на маску, лицом не двигаясь минут пять сидит на стуле. Кажется, воздух в комнате стал вязким, загустел от зловещей тишины.
— Вы приняли решение? - нарушает тишину Ярослав.
— Я согласен. Я согласен на петлю, - отрывисто говорит батюшка и встает со стула.
— Тогда не будем терять время. Можете оставить прощальную записку, только короткую. И не пишите лишнего.
Батюшка черкает последнее «прости», потом они проходят в гараж, в котором и вправду все готово для повешения. Отец Демитрий неловко забирается на стул, одевает себе на шею петлю, замирает ненадолго, потом крестится, а затем решительно отбрасывает ногами стул. Ярослав смотрит на бьющееся в агонии тело, на эту «пляску с конопляной тетушкой». Агония прекращается, тело слегка раскачивается на веревке, а по гаражу стремительно распространяется вонь. Все правильно, сфинктеры расслабились, поэтому штаны батюшки полны дерьма и мочи. Ярослав смотрит в лицо покойнику, в его вытаращенные глаза, на вываленный изо рта язык и испытывает сильное желание употребить бутылку коньяку... Он действительно устал. Сделал бы он в отношении дочек попа то, что обещал? Нет. Не сделал бы. Просто бы выпустил Демитрию кишки и ушел. Всё. Работа, по сути, закончена. Осталось лишь «раздать пряники». И влепить кое-кому оплеуху. Фигурально выражаясь, конечно.
ПРЯНИКИ И ОПЛЕУХИ
Та самая мама Люба, что поддерживала Ольгу в колонии. И выяснятся, что у мамы Любы и её дочери проблема. Кроме карательных акций Михаил запланировал и благотворительные акции. Так соседка Ольги, у которой девушка жила после колонии, и чья квартира погибла в пожаре, получила новое жилье. Якобы от благотворительного фонда. Новую квартиру, с мебелью, бытовой техникой. А сейчас уже Ярослава озадачили помочь маме Любе. Проблема по меркам Ярослава была так себе, не проблема, а проблемка. Дочь мамы Любы проторговалась, на её работе выявили крупную недостачу. Для неё – это огромные деньги. Для Михаила – так, мелочь. Но если бы речь шла только о деньгах... Недостача образовалась не просто так, недостачу эту организовали и, шантажируя этой недостачей, владелец магазина, где продавщицей работала дочь мамы Любы, собирался залезть в трусы оной дочери. Та, естественно, была не в восторге от этой идеи. Двадцатипятилетней девушке ложиться под мужика, которому далеко за полтинник – идея так себе. И вот, прибыв в небольшой городок, Ярослав сидел в кабинете владельца магазина, эдакого сатира, сладострастца. С поросячьими глазками, носом-картошкой, редкими гнилыми зубами и блестящей лысиной. Тот поглядывал на Ярослава с недоумением – завалился в его кабинет какой то хрен с горы и хочет поговорить. Яр был в образе
Две бляди для одного самца 