матери, чтобы она пошла и села на колени именинника, но она колебалась, поэтому он зарычал на нее и сказал, чтобы она сделала Мэтта счастливым.
Она нерешительно подошла к нему и села к нему на колени. Положив руки на ее голые бедра, Мэтт подтолкнул ее ягодицы к своей промежности, так что теперь мама не только сидела на его члене, но и ее юбка задралась выше, обнажив перед Джейсоном зеленые трусики.
"Как и твой топ, он очень красивый", - сказал Мэтт, потирая руки о длинные ноги, голые бедра мамы и глядя вниз на ее грудь.
Лицо мамы стало совсем красным от стыда, она извивалась и пыталась отодвинуться от его промежности, но он крепко держал ее и приблизил свое лицо на несколько сантиметров к ее ясно видимым розовым соскам. Затем, переместив руку к ее декольте, он поднял ее ожерелье, спрятанное между грудей, и начал играть с ним, в то время как кончики его пальцев касались ее декольте и даже сосков.
Положив руки ей на колени, он повернул ее тело на бок, так что теперь мамины ягодицы лежали на его ногах, а ее почти обнаженная грудь была прямо под его взглядом.
Одной рукой он начал ласкать ее ягодицы и зеленые трусики, а другой рукой играл с ее голубым ожерельем. Он провел пальцами по обнаженному декольте мамы, по ее соскам, а затем, взяв ее большие груди, сжал их прямо на глазах у папы и Джейсона. Другая его рука тем временем продолжала блуждать по ее ягодицам и обнаженным бедрам.
Мэтт продолжал играть с сосками матери и ее грудью, в том числе проводя рукой по ее груди и под ней, ощущая ее тугие ягодицы, гладкие бедра и длинные ноги в течение более чем пятнадцати минут.
Джейсон, наблюдавший за тем, как Мэтт так бесстыдно наслаждается маминым телом, повернулся к отцу и спросил его, когда он получит подарок-сюрприз.
"В твой день рождения", - ответил он, улыбаясь.
Мама наконец получила возможность выйти из ситуации, когда отцу надоело, что она сидит среди них, и он сказал ей вернуться в свою комнату, так как хочет поиграть в покер.
Мама убрала руки Мэтта со своих ягодиц и грудей, встала с его колен и, бросившись в свою комнату, упала на кровать и начала рыдать. Я лег рядом с ней и попытался успокоить ее, но она продолжала плакать. Прошло почти тридцать минут, прежде чем она успокоилась, затем она встала, зажгла сигарету, сняла топ, юбку и даже зеленые трусики и влезла в коричневую ночную рубашку.
Убедившись, что мама успокоилась, я оставила ее в покое и ушел в свою комнату, чтобы попытаться немного успокоиться и поспать. В течение последующих недель и месяцев папа продолжал хлестать нас по голым задницам, продолжал словесные оскорбления и заставлял раздевать маму догола.
Однажды я случайно разбил одну из его виниловых пластинок, и это так его разозлило, что он снял с меня джинсы и нижнее белье, а затем начал бить меня по бедрам и заднице стальным прутом и не останавливался, пока у него не заболели руки. Затем он оставил меня там, плачущего, рыдающего и истекающую кровью, и вернулся к продолжению пьянки.
Как только он сел на диван со своим стаканом, моя мать подошла ко мне, помогла мне встать, отвела меня в мою комнату и начала утешать меня. Пока она меня утешала, мы услышали громкий шум, она встала, открыла дверь и увидела, что отец лежит на полу пьяный, но ни мама, ни я не пошли ему помочь и оставили его на полу.