Малая, вот – созвездие Лиры с самой яркой звездой летнего небосвода Вегой, а вот почти на западе звезда Алголь – в переводе с арабского – Глаз дьявола.
Все это я выпалил, почти не задумываясь, и тут же добавил:
— Алголь находится в созвездии Персея, а совсем рядом – созвездие Андромеды, которую он, Персей, освободил из плена морского чудовища. А в созвездии Андромеды – одноименная туманность, которую видно в темные ночи невооруженным глазом.
— Я что-то читала про туманность Андромеды, – задумчиво сказала Тамара, застыв темным силуэтом на фоне звездного неба.
— Иван Ефремов, – подсказала директриса. – Ученый-палеонтолог, писатель-фантаст и социальный мыслитель.
— И как Вам показалось, Тамара? – поинтересовался я, собирая зрительную трубу.
— Да так, сказки про светлое будущее. Про греческую проститутку лучше.
— Почему же сказки? – спросила Ада, кутаясь в курточку.
— Потому что люди – жадная сволочь! – ответила Тамара, отгоняя комара. – И я, и мой отец, который выжимает деньгу из чего угодно. И вы все –тоже.
— И, тем не менее, Вы, Тамара, охотно пользуетесь отцовскими деньгами. Не так ли?
— И я, и вы.
— Дамы, я собрал телескоп! – сказал я, сбивая волну взаимного недовольства. – Всем смотреть!
— Куда?
— В трубу на звезды. Наверху, на бинокулярном колене – переключатель кратности «тридцать-шестьдесят», а дальше на корпусе – рифленая гайка. Это резкость.
— Чур, я – первая! – сказала Тамара, расталкивая близняшек.
Но на звезды смотреть она не стала. Тамара повернула трубу в сторону далеких заречных огней и долго водила по горизонту, щелкая переключателем кратности и покручивая настройку резкости. И вдруг воскликнула:
— Матыньки мои, да там е,. .. сношаются!
— Где, где? – засуетились возле трубы близняшки Саша и Настя. – Томка, дай посмотреть!
— А на что там смотреть? – с деланным равнодушием ответила Тамара. – Баба лежит грудями на подоконнике, сиськи расплюснула, а мужик ее дерет сзади, как последняя скотина.
— Ну, дай посмотреть-то! – заныли девицы, отталкивая друг друга.
— Все, кончили, – доложила Тамара. – И свет погасили. Спать пошли. И я пойду.
— И я! – сказала Ада.
Они ушли, а я остался с Сашей и Настей.
— Кто из вас старшая?
— Я, – ответила Саша.
— На пять минут, – съязвила Настя.
— На полчаса.
— Тогда Саша – первая, – объявил я.
— Вот так всегда! – заворчала Настя. – Как первая, так Саша...
Они еще немного поспорили, эти непохожие близнецы, а я, прислонившись спиной к трубе, сидел и думал. Мысли мои были просты и ползали возле одной темы: дадут или не дадут, а если дадут, кто первая – Саша или Настя?
Оказалось, никто, потому что Саша, едва глянув в зрительную трубу, завопила:
— Там пожар! Пожар!!!
Она закричала так громко, что Настя закрыла ей рот ладонью:
— Тише ты, заполошная!
Это была стареющая луна. Она высунулась из-за леса, осветила облачную пелену, и Саша приняла этот свет за зарево пожара. Хотя зарево чаще всего бывает красным.
Флер романтики был окончательно сдернут, и я стал сворачивать свою обсерваторию, снял со штатива трубу, отсоединил бленду и все закрыл в металлический кейс. Спокойных снов вам, Саша и Настя, Ада и Тамара! Спокойных снов, Серпухов! И мне тоже спокойных снов!
Все-таки здорово иметь брата или сестру, думал, спускаясь по лестнице с кейсом в руке. Если бы у меня был брат, то я бы хотел, что бы он был погодком, а, если сестра, то моложе года на три. Почему? А потому, что мы с братом дрочили бы, как равные, а сестренку я просвещал и обучал. Хотя с малолетками это все нельзя, статья-с, да