Сол был великодушным победителем, и если люди говорили правильно, человеком, который знал, когда необходимо сменить сторону.
***
Ко мне пришел Брандт. Если говорить коротко, то он был опрошен ФБР, к счастью, они спрашивали только о вечере нападения на меня. Что он видел и что сделал.
— Я беспокоюсь, - сказал он, - что никто, зная все факты, не поверит в эту историю о мести банды байкеров. Парень, которого я застрелил, не был байкером.
— Расслабьтесь, вы не участвовали ни в какой преступной деятельности. Если вы не знали об этом заранее и не предпринимали впоследствии никаких действий, чтобы скрыть свою деятельность, вам ничего не грозит. Главное, чего сейчас необходимо избежать, - это обвинения в заговоре, - сказал я.
— Легко сказать, но то, что я избежал обвинения, не означает, что я чист. Сейчас я нахожусь высоко в офисе шерифа. Когда нынешний шериф уйдет в отставку, я смогу баллотироваться на его место. Если вы будете участвовать в выборах, мы легко победим. В худшем случае я уйду с большой пенсией. Но все пойдет прахом, если заговорит этот хмырь.
Все к этому и шло. Каждый, кто знал или подозревал, что у Лауры и Паттерсона был роман, мог показать пальцем. Если знать, что я в качестве возмездия подставил его и нагрел этого дешевого ублюдка на деньги, сделавшие меня прокурором, то было легко понять, что случилось дальше. Паттерсон сделал свой выстрел, но лишь ранил меня. Это, конечно, был еще не конец, но ФБР теперь было непредсказуемой картой. Если бы в Бюро узнали об интрижке Лауры, она и Паттерсон попали бы под подозрение за нападение на меня.
— Этот парень описался в тот вечер, когда я его арестовал. Он и пяти минут не протянет, если ему предъявят обвинение в покушении на убийство. Нам нужно что-то делать, - продолжал Брандт.
— Нет, не вмешивайся. На кону уже слишком много голов.
Ирония в том, что в этой ситуации оказался специальный прокурор по коррупции, не прошла для меня бесследно. Нужно что-то делать. Мне было трудно идти туда. Ситуация продолжала накаляться.
Я надеялся, что успокоил Брандта. Я понимал его беспокойство. Все началось с того, что в беду попала его дочь, но теперь он поднялся наверх и собирался подняться еще выше. Трудно вернуться вниз, потому что оказался втянут в скандал, устроенный дураком, не знающим, что его легко отпустили. Его последние слова не давали мне покоя.
— Ты не единственный, кого я предупреждал, - сказал он.
Когда я вернулся, в моем кабинете был Фил. Он все написал карандашом на трех листах желтой юридической бумаги. Я знал, почему это не было введено в компьютер. Некоторые из них были получены незаконным путем, и это был хороший материал.
— Хорошо, дай мне в официальном отчете материалы из тюрьмы, а остальное оставь в стороне. Я завалю тюрьму и больницу повестками. Но чтобы получить обвинительное заключение, нам понадобятся только жена и преподобный. Полагаю, что после этого сенатор Хоффман признает свою вину, едва узнав, что мы все знаем, - сказал я очень спокойному Слоану. Он проделал большую работу, но не выглядел гордым собой.
— Ты в порядке, Фил? - спросил я.
— Да, просто чувствую вину, - ответил он, и я не стал допытываться.
***
Через два дня после вручения повестки о вызове миссис Хоффман для дачи показаний, ко мне пришел неожиданный посетитель. Я договорился о том, чтобы начать представлять доказательства Большому жюри. У окружного прокурора было одно место для дела о коммерческом мошенничестве. Я позаимствовал его для представления дела Хоффмана.
Мама в 49 лет стала моей женщиной (Части 1 - 5) 