В коридоре больницы не было ни одного сухого глаза.
***
Самым страшным было ожидание. Восемь часов. Восемь долбаных часов они держали моего ребенка в этой операционной. Я не хотела думать о том, что они делают с ним, не хотела думать о том, как он выглядит там со вскрытой грудью, чтобы врачи и медсестры могли все видеть.
Пришли Аспен и Джейми, и, в конце концов, к моему удивлению, появилась Канзас, держа за руку Кейда, когда вошла в комнату ожидания. Она сидела далеко от нас, сзади, и я видела, что она не хочет разговаривать ни с кем из нас. Я уважила ее желание и оставила ее в покое.
В конце концов, подошел Кейд и сел с нами. Я обняла его, зная, что это может быть последний раз, когда я вижу его снова. Мои глаза наполнились слезами. Я вспомнила того ребенка с медовыми глазами, смотревшего на меня с такой уязвимостью, совершенно беспомощный и зависящий от меня и его родителей, заботившихся о нем. Раньше я не чувствовала такой любви; это был мой первый шанс полюбить ребенка. Я не была готова к этому, не знала, насколько сильными станут эти чувства.
Я любила Кейда как родного. Потерять Канзас означало, что я теряю и Кейда. Это было больно, так чертовски больно, что мне приходилось стискивать зубы, чтобы не заплакать.
— Я так сильно тебя люблю, - сказала я ему. - Пожалуйста, никогда, никогда не забывай об этом.
— Не забуду, - пообещал он с торжественным видом. Вероятно, он знал, что тоже больше не увидит меня. Мы уселись на стулья друг рядом с другом, и я обняла его, прижимая к себе. Я постоянно боялась, что подойдет Канзас и заберет его, но она этого не сделала. Она позволила мне провести этот момент с Кейдом. Я буду вечно ей благодарна за это время с мальчиком, который дал мне представление о том, каково это - быть матерью.
Когда пришли врачи поприветствовать нас, они выглядели измотанными. Восемь часов на ногах, они усердно работали, чтобы спасти жизнь моего сына. Я стольким обязана этим людям. Доктор Спенрат рассказал, как хорошо Тео перенес операцию, и что действие анестезии постепенно начинает ослабевать; скоро он снова сможет дышать самостоятельно.
— Я настроен оптимистично, что сердце будет служить Тео хорошо, - сказал доктор Кузнеков. - Это сильное сердце, а у вас очень сильный мальчик.
Все в приемной хлопали, аплодируя врачам. Я почти не могла поверить, что все закончилось.
Все было кончено.
Я закончила свою смену в семь часов вечера. Будучи психиатрической медсестрой, работающей в психиатрическом отделении большой больницы, я была не чужда Барбарам. И хотя я никогда больше не видела свою Барбару, за эти годы я встретила много таких же, как она. Каждая из них оставалась со мной, забирая с собой частичку моего сердца, когда их выписывали. Я продолжала быть понимающей медсестрой, делая все возможное, чтобы успокоить своих пациентов и сделать их счастливыми. Эти моменты поддерживали меня, маскировали мое одиночество, скрывали всю мою печаль.
Моему сыну было уже тринадцать, и он рос как гребаный сорняк. Он уже был на целую голову выше меня, и был занозой в заднице, но я любила его так, так сильно. Он был моим миром.
Но в мире все равно может быть одиноко, и я была чертовски одинока.
Я ехала домой в своем новом красном Ford Fusion - это было излишеством, но я решила, что заслуживаю того, чтобы побаловать себя хотя бы раз в жизни. Запах новой машины был сильным и
чего хотела Настя 