– Да, сейчас позову, – отвечал я, шел по длинному коридору в дальний конец квартиры и стучал в дверь.
– Таня, тебя к телефону.
Таня, в своем голубом халатике на голое тело, стремительно вылетала из комнаты и бежала к телефону, бросив на ходу?
– Спасибо, Саш!
– Да не за что, – отвечал я, проходя мимо сидящей уже в глубоком кресле Тани и невольно останавливал свой взгляд на слегка обнажившиеся коленки и бедра.
Таня родилась в этой квартире, жила в своей комнате с дочьерью-подростком, а за стенкой обитали ей родители. Мужа у нее не было и она устраивала свою личную жизнь, а дочкой Аней занималась её мать, упоминавшаяся мною Нина Ивановна.
Ей часто звонили, и она часами «висела» на телефоне. Когда я выходил на кухню, она зажимала трубку ладонью и испуганно спрашивала:
– Тебе позвонить? Я сейчас, уже заканчиваю!
– Нет, нет, Таня, я на кухню.
Это её «я уже заканчиваю» доносилось ещё долго до моего слуха через тонкую перегородку. Слов было не разобрать, а только приятное «журчание» её голоса.
Таня была высокой блондинкой с длинными ногами, небольшой, но выступающей из под халата грудью и изящной попочкой, которой она ненавязчиво виляла, когда шла по коридору.
Я всегда удивлялся, почему такая очаровашка живет без мужика, но тут же сам отвечал на этот вопрос:
– Кому нужна женщина с «прицепом»?
Таня курила, и часто засиживалась с сигаретой на подоконнике коммунальной кухни в своём неизменном синем халатике. Иногда я заставал её после душа, с намотанным на голове полотенцем. В такие минуты она была похожа на восточную красавицу, Шамаханскую царицу. Я только пожирал её глазами, но, никаких видов на неё не имел.
Зимой попала в Мариинскую больницу Нина Ивановна и я при встрече интересовался её состоянием, но через несколько дней Таня меня огорошила и на мой вопрос, как там Нина Ивановна, зарыдала и выдавила сквозь слезы:
– Мама умерла!
Я прижал её хрупкое тело к себе, стал гладить её спину и утешать:
– Плачь, плачь, Танечка! Слезы облегчают душу!
Она положила голову мне на плечо, продолжала рыдать а я всё гладил и гладил её подергивающиеся лопатки, потом стал перебирать её мягкие волосы на голове.
На отпевании я был единственным соседом из всей квартиры, и Таня оценила это.
На поминках она подсела ко мне и сказала:
– Я так благодарна тебе, ведь ты единственный из соседей был на отпевании, а они...
С этого момента между нами установилась какая-то необъяснимая душевная связь.
Так получилось, что на сороковой день Таня постучала в мою дверь, и когда я открыл, пригласила меня к себе:
– Пойдем ко мне, помяним маму, отец на дежурстве, а мне одной тошно.
Мы сидели за столом, пили водку, закусывали. Уже порядочно выпив, Таня опять разревелась и я положил её к себе на колени, перебирал волосы.
Вдруг, она резко поднялась, обняла меня за шею и спросила:
– Почему меня никто не любит? Ну почему? Я что, некрасивая?
– Ты очень красивая, Таня, и я тебя люблю, как дочку пожалуй люблю. Я же почти вдвое тебя старше.
– А я не хочу, чтобы ты любил меня как дочку, я хочу, чтобы как женщину, желанную женщину. Поцелуй меня!
Я неловко ткнулся в её перекошеные печалью губы.
– Нет, поцелуй меня как женщину, страстно!
– Да, я, наверное так не смогу.
– Тогда я тебя поцелую! Закрой глаза и приоткрой рот.
Она села мне на колени, обняла руками голову и припала к губам. Это вызвало во мне дрожь, я обнял её за плечи, крепко прижал к себе и почувствовал на себе её упругие груди. Это не алкоголь вскружил мою голову, а страсть,
Всё было хорошо 