– Да ладно, – начал оправдываться тот, – и пошутить уже нельзя.
– Ну и шутки у Мишутки, – тоже, видимо поняв, что Денис попал в «десятку», сказала Аня и отвернулась. – Петрович, ты мне обещал показать на компьютере фотки с последнего скального фестиваля! Пойдем к тебе, не будем некоторым мешать «кувыркаться».
– Дай человеку хоть наестся как следует. Это ты фигуру бережешь, а Петровичу уже ни к чему.
– Мама, ну, я, правда, когда-нибудь проломлю ему башку! Достал уже! Я, вообще-то, уже совершеннолетняя. Даже, если мы, как он выразился, «кувыркались» с Петровичем, так имела на это полное право. И вообще, заткнись, идиот, и не раздражай меня!
Анюта отчасти играла, отчасти действительно была оскорблена словами Дениса.
– Достали вы уже меня, – продолжала она, и я был потрясен её напором и волей, – пойдем, Петрович к тебе. И вообще, я имею полное право общаться с кем хочу и когда хочу.
Таня с Денисом удивленно смотрели на неё и молчали, даже не пытаясь возражать.
– Спасибо за угощение!
Я был потрясен и удивлен реакцией и словами Аннушки. Казалось бы, откуда вдруг в этой ещё девочке возник такой мощный заряд для отпора?
Я аплодировал в душе этой девочке, восхищался её силе и энергии в отстаивании своих прав на свободу мысли и самовыражения, а, главное, на свободу поступать так, как она считает нужным для неё.
Она демонстративно обняла меня, и мы вышли вместе, провожаемые удивленными взглядами Татьяны и Дениса.
Аня сама, без моей помощи с честью и достоинством вышла из этого сложного положения, и я был восхищен и поражен этой её силой.
– Поцелуй меня, – сказала она, как только за нами захлопнулась дверь комнаты.
Я обнял её, прижал к себе и мы долго и страстно целовались. Меня, да и её тоже, совершенно не интересовало, увидит ли нас в этот момент кто-то или нет. Мы были свободны, и эту нашу свободу Аннушка отстояла сама.
Так, в обнимку мы шагали по длинному коридору коммуналки, не задумываясь о том, что скажут или подумают о нас соседи.
Я сидел перед экраном компьютера и листал картинки, а Аня прижалась ко мне сзади, положив голову на плечо и тоже заглядывала в монитор.
Неожиданно ручка замка задёргалась и мы услышали громкий голос Тани:
– Зачем закрылись? Сейчас же откройте! Что, совсем оборзели?
– Дверь открыта, – крикнул я ей, – просто ручку нужно поднять вверх.
Аня даже не дернулась и продолжала смотреть фотографии.Таня стремительно ворвалась в комнату.
– Аня, ты долго ещё будешь здесь сидеть? Не стыдно? Человек вдвое тебя старше, а ты сидишь у него в комнате, да ещё и в такой позе.
– Мама, прекрати за мной шпионить. Это мое дело, у кого и в какой позе сидеть, и даже лежать! Всё, поезд ушел, поздно меня воспитывать. Знай, что я люблю Петровича и он меня тоже.
– Что, – Таня даже рот открыла, пытаясь уловить смысл, – ты просто молоденькая дурочка. Да он же всех баб в квартире перебал, ты последняя и самая молодая. Не ожидала я, Петрович, что ты окажешься такой сволочью. Запал на малолетку? Я сейчас же вызову милицию, и ты вылетишь из квартиры! А ты, потаскуха, сейчас же иди к себе.
Я понимал всю нелепость ситуации и даже не знал, как себя вести, что говорить?
– Таня, успокойся. Я же не виноват, что она в меня влюбилась.
– Да, Петрович не виноват, я его давно уже люблю, с тех пор, как он меня в Ладогу на экскурсию взял. У нас с ним и
Грудастая однокурсница 