чтобы ты дарил мне его всегда. Я только слышала об этом, но в реале испытала только сейчас от тебя. Петрович, не бросай меня. Я буду как собачка бегать за тобой, только не бросай и доставляй это удовольствие.
– Аннушка, милый мой ребенок, не нужно бегать за мной как собачка, оставайся человеком, девочкой, девушкой. Кстати, хочу у тебя спросить, ты ещё девочка?
– Да, конечно! А, если бы я сказала, что нет, ты бы меня бросил?
– Ну что ты, глупышка, конечно нет. Я только тебя обрел и не собираюсь бросать.
– Петрович, я хочу, чтобы ты сделал меня женщиной.
– Нет, моя хорошая, не торопи события. Я не знаю, как мы будем дальше жить. Ведь шило в мешке не утаить, мама сразу догадается, что между нами есть связь. Ох, как я этого боюсь.
– Да ты зря боишься, я уже совершеннолетняя, уголовка тебе не грозит.
– Да дело не в уголовке, как твоя мама к этому отнесется? Представляю, какой скандал она закатит? Из квартиры мне точно придется съезжать.
– Слушай, Петрович, а давай вместе будем снимать жильё. Хочешь со мною жить? Как с женой!
– Аннушка, ну что ты такое говоришь. Тебе замуж нужно выходить за сверстника, создать семью, родить ребенка.
– Скучный ты человек, Петрович! Мыслишь как все. Родить такого же урода как я сама, чтобы его мучить и самой мучиться. А муж! Ещё скажи, свадьбу съиграть, белое платье, фата. Угрохать кучу денег, чтобы через год-другой развестись? Да лучше повеситься, чем иметь такую перспективу.
Я слушал её и не верил своим ушам. Это говорил не ребенок, а вполне зрелая, умная и развитая женщина.
На следующий день дождь прекратился, мы бегали с Аннушкой на озеро, купались голышом, обнимались, целовались. Нам было хорошо и это был наш «медовый месяц».
Анька уговаривала меня «сделать её женщиной», но я упорствовал, хотя сам, конечно этого хотел. Почему я не решился на это, одному богу известно. Мне хватало минета, который она освоила как первая в классе ученица, и кунилингуса, от которого она была без ума и кончала по три-четыре раза за вечер.
Но, всему в этом мире приходит конец, нужно было возвращаться в город. Хоть мы и отключили мобильники, но понимали, что её мать «стоит на ушах», не имея никакой информации от Ани. Мы могли с легкостью «отбрехаться», сославшись на отсутствие сети, но тянуть больше не имело смысл.
Мы ехали с ней по мокрому приозерскому шоссе. Лил дождь и в её глазах стояли слезы.
– Почему ты плачешь, малышка, – на секунду отрываясь от дороги, спрашивал я её.
– Я боюсь, что мы вернемся, и всё очарование этих дней пропадет, и я не буду так счастлива, как в эти дни!
– Счастье, милое моё дитя, не в месте, а в душе!
– А ты меня любишь, Петрович?
– Конечно же, Аннушка! Милая Аннушка.
– Мне нравится, как ты меня называешь! Что-то романтичное, средневековое!
Она склонила голову мне на плечо, перестала плакать и закрыла глаза, а я смотрел на ночную дорогу и размышлял о том, что, в действительности ждет нас впереди. Аня поступит в университет, станет студенткой, появятся новые знакомые, и мальчики, тоже. Умненькие, молодые. Хоть я и эгоист, и не хочу её терять, но не буду стоять у неё на пути. И, хорошо, что я устоял, и оставил её девочкой.
Да, Аннушка была права, когда назвала Раем нашу палатку, в которой мы провели четыре счастливых дня.
– Вы почему не звонили? – сразу набросилась на нас Таня? – я чуть с ума не сошла, уже хотела в милицию сообщать.
Картофельная эстафета 