с Аделеид, и все то время, пока мы разговаривали, мы терлись сосками. Какое сладкое дерзновение напало на нас тогда! Должна ли я к нему вернуться опять? Вчера ночью, лежа на кушетке с Ричардом, я снова слышала слова моей тетки, которые она проронила в тот первый раз, на сеновале, когда меня еще нужно было держать.
«Не надо, пожалуйста! Вы не смеете! Это грех, ах!» — пронзительно кричала я, пока набухшая пика вонзалась в мою сжимающуюся щелку. Я брыкалась, мои поднятые ноги бессильно бились о его спину. Без зазрения совести пульсирующий ствол погружался в меня, пока его тестикулы не касались моих ягодиц. «Я расскажу маме!» — стонала я, и это был мой последний вразумительный звук. Потом на мгновение мой ум затуманился, убаюканный движениями его члена, пока наконец нарастающий экстаз не накрыл меня с головой. Однако сквозь свои крики, пока мои бедра извивались, я услышала свою тетю:
— Тише, милочка, такой грех — это страдание лишь наполовину.
Что есть грех... ? Что есть любовь... ? Я более не знаю. Прошлой ночью наш диван скрипел. Услышала ли это Эми? Я закрыла глаза, представляя себе Ричарда кем-то другим, и заставляя себя думать об этом, но он не смог им быть. О, эта настойчивость юношеского желания, которая помогла ему залить спермой мое лоно два раза подряд, без перерыва... Я мурлыкала, мой голый задок растекся по брокату (брокат (brоcаdе) — парчовая ткань с рельефным жаккардовым узором сложного переплетения—прим. переводчика), сжимаемый его твердыми ладонями.
— Еще! — застонала я, услышав свой голос как будто издалека, из далекого прошлого.
Из дневника Мюриэл Мэнсфилд
Итак, мы собираемся к Филиппу, и я в предвкушении этого события. Он должен избавиться от своих весьма странных манер. Он всегда был слишком тихим и чопорным, стишком замкнут в себе. Бедная Дейдр, никто не может осуждать ее за ее бегство, к тому же нам так хочется снова увидеть Сильвию, она такая маленькая прелесть.
Мне скоро тридцать четыре. Неужели я старею? Мне так хотелось бы оказаться на месте Джейн, которая на два года моложе меня. О, если бы мы были близняшками... «Но тебе не дашь и тридцати», — все время уверяет она. Моя попа располнела. Я все время слежу за ней, но Джейн говорит, что она «плотно округлая» и в точности такая, какая и должна быть у женщины. Надеюсь, что это комплимент. Ни у одной из нас не было мужчины уже несколько недель — мы уже изголодались за ними.
— Придется обойтись без этого еще пару недель, — сказала я ей.
— Возможно, — ответила она, поморщив носик, потом моргнула и рассмеялась шаловливым смехом.
Ну, Филиппа то мы, по крайней мере, удивим, Сильвию тоже. Я намерена крепко поцеловать ее, этого же хочет и Джейн, — мы не можем про¬тивиться страсти к маленьким девочкам. Если бы мы с ранних лет не были приучены к языкам и мужским детородным органам... Впрочем, все же это здорово, и мне не на что жаловаться.
Из дневника Филиппа
Оставят ли меня когда-нибудь одного? Явление сестер шокировало меня, но с радостью было встречено Сильвией, и это еще больше усилило мое чувство вины за ее одиночество, хотя Роуз часто находится на ее половине и в ее комнате. Я не очень уверен в этих отношениях и много говорил об этом вчера вечером с Мюриэл.
— Две красивые девочки получают друг от друга удовольствие, мой дорогой, — ответила она. Мне часто кажется, что в ее словах появляется неприятная мне двусмысленность.