о непорочности появились задолго до того, как мои сладостные ощущения смогли дать свои всходы.
Ночь была испорчена его «стыдом» за меня — за меня, которая могла бы развлекаться с ним так, как бы он захотел, и которая безропотно несла бы свою женскую повинность в его постели. Я выскочила, оставив его с иссушенными снами, выскочила в одних чулках и ушла спать в соседнюю гостевую комнату, где постель всегда готова для нежданного посе¬тителя. На погибель моей добродетели, я наткнулась на пробирающегося в темноте Ричарда, одетого в ночную сорочку, — и его руки импульсивно поймали для ласк мои ягодицы.
Скорее всего то, что его вытянутая рука провела по моему пушистому лону, явилось чистой случайностью, но из таких мелочей проистекают переломы судьбы. В ответ я вскрикнула и, обойдя стороной, едва коснувшись его трепещущего вздыбленного стержня, вошла в темную комнату. Он последовал за мной. Я не смела ни кричать, ни даже возвысить свой голос. Я лишь ответила самой себе, — той, которая искала аргументы для сидящей во мне лицемерке... Нет, это был мой ответ всем сидящим в нас лицемерам. Я задрожала, я сопротивлялась Ричарду, высоко задравшему свою сорочку, когда мы упали на кровать в молчаливой схватке. Он боялся, что я закричу, а я опасалась его слишком громких стонов от радости запретного плода. Я долго сопротивлялась. Впрочем, а долго ли я сопротивлялась? Я ощущала себя той взбунтовавшейся школьницей, какой когда-то была в тот раз, когда сперва получила розгами по ягодицам, а потом, немного спустя, еще всхли¬пывая, подставила свою попку и приняла в свое гнездышко учительский член.
Много раз я должна была шептать: «Ричард, нет!» — но в забытьи, с запечатанными поцелуем устами, я не устояла. Я слышала наше сопение, когда мы толкались, когда его ноги оказались между моих, — вначале это было нереально, а потом так чарующе, когда фонтаны его жидкости, излившись, повергли в восторг мои любовные струны, и мы лежали в изнеможении, сцепившись языками, извива¬ясь и нежась в мягкой истоме, которая сносила все барьеры вины, и заставляла бедра работать в сладком воспоминании.
Какая странная тишина напала на нас поначалу, и лишь только нежные, голодные всхлипывания, и лишь только пальцы моих ног согнулись, когда он кончил!
— Выйди, Ричард, выйди из меня, — выдохнула я. Я хотела убежать назад, спрятаться в свою комнатушку, называемую Раскаянием, но знала, что она не примет меня, ибо никогда прежде этого не было, — с того самого момента, когда меня в мои семнадцать лет во второй раз трахали в беседке, а моя тетя держала меня и покрывала поцелуями мои губы, пока большой мужской орган творил надо мной свою сладкую расправу и заливал меня теплой, густой, как каша, спермой.
«В конце, когда он кончил в твою киску, ты подняла вверх ноги и согнула пальцы на ногах» — улыбнулась она тогда. Мой покоритель поднялся, и я увидела большой и толстый член, с истекающей и измазанной спермой головкой.
«А сейчас поцелуй меня еще раз, и я снова заставлю тебя кончить», — сказала она. Она шлепнула меня по бедрам, чтобы я держала их раскрытыми, пока он смотрел на меня, но потом он ушел, опасаясь, что войдет моя мама. «Нет в том греха, моя малышка, если тебе это нравится», — так она напутствовала меня. Я и сейчас удивляюсь, но не могу сама себе помочь более, чем тогда.
«Тебя хорошо оттрахали», — произнесла потом она. — «И сейчас, раз ты приняла атаку такого большого члена во второй раз, тебя трахнут еще разок».
От свинга до бл#дства - один шаг? 