нет, Эвелин, стой, не надо! Ааах! — Я тут же оросила ее занятую руку и почувствовала, как кончиком пальца пробуют мою заднюю розочку. Потом послышался какой-то звук. Дверь открылась — и там пока¬зался Морис! Я покачнулась, мои ноги ослабели и сами раздвинулись. В четыре шага он очутился рядом, и я перешла из рук Эвелин в его, одарив его своими любовными выделениями, пока он, словив мои губы своим ртом, продолжил перезвон, так умело начатый женой.
Я услышала свой стон: «Нет!», но этот звук возник лишь у меня в уме. Послышался всплеск — это выпрыгнула Мод. Для Мориса, казалось, было привычно ее присутствие, а я, подхваченная приливом страсти, прильнула к нему, ощущая возле своего бедра вздымающийся и вибрирующий член.
— Ненавижу вас всех! — раздался голос Мод. Мать, судя по звуку, дала ей пощечину, потому что следом послышался вскрик. Мои глаза были закрыты, а губы плыли. В одно мгновение Мод подобрала свою одежду или, по крайней мере, какую-то ее часть и выбежала вон. Послышался голос горничной: «Мисс, ой, мисс, вы же вся мокрая! Я принесу полотенце, мисс. Идите к себе в комнату».
Я тонула. Я растворилась. рассказы эротические Меня принял ковер, и я лежала, не в силах сопротивляться, когда Морис оказался сверху, спустив штаны, и его огромный стержень начал зарываться в мое влажное гнездышко, а Эвелин улеглась рядом с нами.
— Какая прекрасная женщина, не правда ли, любовь моя? Дейдр, милая, давай, подними свои ножки. Позволь ему войти в тебя по самый корень, моя сладость. Ах, вот... он уже там... вот так... О, Боже, какой прекрасный вид! Нет... держи ножки кверху, глупенькая... да, вот так...
— Боже мой, Боже мой, Боже мой... ! — всхлипывала я. Мой зад бился и елозил по ковру, потолок плясал. Их губы были везде, он посасывал мои соски, она ласкал
а мой рот, а я растворялась в теплом и непристойном блаженстве, пока меня прорабатывал этот глубоко проникающий поршень.
Потом, помимо своей воли, я зашлась
долгими, срывающимися всхлипываниями, которые он, несомненно, принял за песню страсти. Эвелин не обманулась, я уверена в этом, но продолжила пестовать мой язык своим, пока Морис трепетал и продолжал меня вспахивать. Наконец, я почувствовала, как он запульсировал и со стоном выпустил в меня густой поток своей спермы, потом затих, дрожа на моем вздрагивающем теле, пока слезы ручьями текли у меня по щекам, а я лежала под его тяжестью, точно подбитый голубь.
— У тебя долго никого не было, не правда ли? — нежно спросил он. Его рот сменил рот его жены, а потом он вынул свой дымящийся жезл и поднялся, чтобы заправить его в брюки. — Какая же она чудесная развратница! — сказал он и вышел прочь. На минуту Эвелин обняла меня, а потом помогла подняться.
— Моя дорогая, — заботливо произнесла она, и мы обнаженными прошли по дому к спальне, которая, судя по изысканной мебели, зеркалам и нарядным покрывалам, была их общей. Там я позволила уложить себя на кровать. Она высушила мои слезы поце¬луями и разгладила мои волосы.
— Тебе это было так приятно, или же и правда прошло много времени с тех пор, как тебя ублажали, Дейдр? — нежно спросила она, перекатываясь своими полными грудями по мне.
— Я согрешила! — ответила я и тотчас же я поняла всю нелепость своих слов. Я даже не помню, чтобы когда-нибудь раньше говорила такое, но эти слова противоестественны моей природе. Если кто-нибудь, чувствительный по натуре, прочтет эти строки, он поймет то, что я хотела сказать. Когда Морис
В логове Шторма 