«Вот ведь гад, знает же, что они нам надоедают, но всё равно сюда лезут», – подумала я.
Они, как были, в чём мать родила, тихо ушли, неслышно прикрыв за собой дверь, а кальсоны Давида так и остались валяться за нашим креслом.
Когда я проснулась следующим утром, в комнате мы с Давидом были одни. Он лежал на спине, разметавшись во сне, сладко спал, и тихонько посапывал. Я села возле него, поджав под себя ноги, и с удовольствием оглядела его большое, красивое, правда слегка грузноватое, мускулистое тело. Его большой хищник тоже спал, безмятежно откинувшись на бок. Я потрогала его пальчиками – он не шелохнулся. Тогда я осторожно, чтобы не разбудить, взяла его в руки. Он был горячий, упругий, но мягкий, тогда я ладонью нежно погладила его и несильно сжала. Он не пошевелился, лишь слегка вздрагивал в такт сердцебиению. Видно, я сжала его слишком сильно, потому что Давид проснулся и открыл глаза.
– Наташ, это ты? – спросил он, словно меня не узнав.
– Доброе утро, милый, ты что, меня не узнал? – спросила я улыбаясь.
– Нет, узнал, конечно... то есть, да, конечно узнал, но только... – но я его перебила:
– Но только мне снилась Агнешка, и я думал – это она сидит рядом, а это оказалась всего на всего ты! Такое разочарование! – закончила я за него его сбивчивую фразу.
– Ну что ты говоришь, Наташенька, милая, – заговорил он, расцветая улыбкой, – это же так приятно: я просыпаюсь, а рядом со мной – никаких поляков – только ты одна и меня ласкаешь... поласкай меня.
я выпустила из рук его зверя, и он опять лениво завалился на бок, а я стала нежно гладить Давида ладонью по груди и по животу. Он закрыл глаза и, довольный, замулыкал, как кот. Я гладила его молча несколько минут, он лежал неподвижно лишь время от времени вздыхал о удовольствия. Его «хвастун» самодовольно продолжал почивать. Тогда я сказала:
– Давид, как ты думаешь, зачем Агнешка наколола себе в паху эту ящерку?
– Не знаю. Для прикола, наверное, – ответил он, не раскрывая глаз.
– Правда, – сказала я с улыбкой, стараясь, чтобы слова мои не звучали насмешливо, – это очень прикольно! Так и ждёшь, что она сейчас юркнет в свою норку и спрячется там...
– Давид усмехнулся, и я заметила, что его дремавший «хвастун» вздрогнул. Однако Давид промолчал, а я после короткой паузы спросила:
– Скажи, зачем она так тщательно выбривает себе свою складочку в паху? Чтобы ящерке было удобнее туда забегать и прятаться? Или, наоборот, чтобы она не могла скрыться в мохнатых зарослях?
– Давид снова засмеялся, и его достоинство явно начало пробуждаться и даже чуть-чуть приподнялось.
– А может, у неё, по молодости, просто ещё ничего не растёт? – не унималась я.
– Наташенька, что с тобой? – спросил Давид, открыв глаза и приподнявшись на локте, – Ты раньше на эти темы не была любительницей поболтать. А теперь всё проходишься по Агнешке.
При этом, его показатель явно подрос и ещё сильней приподнялся.
– я не «прохожусь» по Агнешке, просто я тебе хочу доставить удовольствие, сделать приятное, поговорить о твоей любимой Агнешке, – сказала я, не перестав улыбаться.
– Да что ты всё её мне, словно сватаешь? – спросил он, сияя улыбкой, – С чего ты взяла, что разговоры он ней доставляют мне удовольствие?
– Ну, как же «с чего»? Разве это не видно? – ответила я: – Когда твоя жена, совершенно голая сидит подле тебя на постели и
Неудачное утро 