в диаметре обещало плотное прилегание к стенкам моего влагалище. А уж окончание этого органа никак нельзя было назвать головкой. Это была скорее башка! И если это всё приобретёт соответствующее рабочее состояние, то средний огурец с пупырышками превратится в приличный банан с тёмной шапкой взрослого гриба... Причём, на минуту я даже посочувствовала Серёжкиной жене. Короче, я просто остолбенела, перебирая в памяти тех мужиков, которые могли бы посодействовать в его замысловатом устройстве. Нет, с моей стороны на два поколения такого феномена не наблюдалось, разве что со стороны бывшего супруга, но это точно не обошлось бы двумя поколениями.
– Видать, давненько я тебя не купала, Серёженька... – растерянно предположила я.
– Лет семнадцать, не меньше, – уточнил сын, передавая мне в руки намыленную мочалку.
С волнением, я развернула Сергея лицом к стене и стала тщательно натирать мочалкой спину повзрослевшего сына. Бугристые мышцы рельефно выделялись на его теле, возбуждая во мне преждевременные эмоции. Мне стоило труда отказаться от любования своим произведением, чтобы закончить начатое.
– Ну а спереди и сам управишься, мой хороший. Не дело мне тебя целиком намыливать. Помнится я и прежде тебе только спину мыла, уже тогда меня стеснялся и отворачивался. Видать уже было, что прятать от мамки, – усмехнулась я, возвращая мочалку Сереже.
– Конечно было, такой стояк, хоть двумя руками держи, – припомнил сын, поворачиваясь за мочалкой.
– Ну ты скажешь!.. Это в двенадцать лет стояк на родную мать? – удивилась я.
– Все пацаны на матерей и сестёр поначалу дрочат. Дядя Володя, наверное, попался матери на этом, не так разве?
– Там по-другому было. Ты домывайся пока, милый, а я приберусь на кухне, чтобы на утро не оставлять грязную посуду.
* * *
Как не рассказывал? Конечно, рассказывал, припомнила я наш с ним разговор, в одну из ночей, когда он был у меня уже после смерти матушки. Ни в каждый его приезд ко мне я звала Надьку. Володе уже было за сорок. Приезжал как мог, хоть и обещал, а когда всё же ему удавалось вырваться ко мне, всегда были рады друг другу. Да и на подвиги его уже тянуло не так, как прежде. Годков прибавилось, сил поубавилось. А двух голодных баб ублажать уже тяжеловато. Да и любил он меня больше чем Надьку. Бывало поужинаем и завалимся с ним в постель, да не за тем чтобы трахаться, а просто поговорить обо всём. Прижмусь к нему и слушаю россказни про его баб. Он хоть и был женат, а баловство с ними не бросал. Хотя и не так часто, как раньше, а тут ещё дома молодуха дожидается. Очень она хотела ребёнка родить, а всё не выходило у них никак. Пристала я к нему тогда, – скажи, Вовик, как у вас с мамкой случилось это всё? Мы ведь с Надькой, ни слухом, ни духом о том, что ты с ней...
– Да совершенно случайно, Шур. Как-то под вечер послала меня мать до силосной ямы за кормами для коров. Пока вилами наковырял силос в телегу, прошло не меньше часа. А ещё привезти да разгрузиться у коровника, а там и подсобить будет некому, поди, все по домам ушли. Подъехал на подводе, стал скидывать поближе ко входу, чтобы завтра с тачкой далеко не возить. Как закончил, то зашёл во внутрь. Никого, вроде, нет. Достал папиросы закурить, слышу, в загоне у яслей мать корову доит. Хорошо, что не успел прикурить, запрещала она мне это баловство, тем более в коровнике, где сено под ногами клочьями разбросано. Подхожу к ней
Изнасилование Ирины 