опускаются ниже, ее это не смущает. Он легонько трогает, сжимает ее грудь сквозь ткань плотной форменной блузки, находит сжавшиеся в плотные горошины соски, натянувшие тонкий девичий лифчик, перекатывает их пальцами, вырывая стоны, потонувшие в его беспощадных поцелуях.
— Герман Сергеевич, вы здесь? — голос завуча разрушает магию. Мужчина резко напрягается, со всей силой наваливается на дверь, к которой прижимал раскрасневшуюся, задыхающуюся Машу, зажимая ей рот ладонью. Дверная ручка несколько раз дергается вверх-вниз, но дверь не поддается. Посетительница решает поискать в другом месте, и застывшая парочка слышит стук удаляющихся каблуков и щелчок двери класса. Школа уже шумит привычным гулом, до начала занятий всего несколько минут.
— Герман? — вопросительно шепчет Маша, прикладывая ладошку к его щеке. Он отворачивается, не смотрит, слишком подавленный тем, что произошло. Слишком злой на себя за то, что позволил этому произойти.
— Маша, тебе нужно идти, — просит он. — Потом поговорим, хорошо?
Она кивает, внимательно, по-взрослому вглядываясь в него. Отряхивается, поправляет одежду, перетягивает растрепанный хвост.
— И все таки это любовь, — уверенно шепчет она на прощание, тихонько выскальзывая за дверь. Герман лбом упирается в дерево, вздыхая еще не выветрившийся аромат ее волос, вспоминая ее маленькое, ладное тело под своими руками, ее отзывчивость, нежность, податливость. Что же он наделал? Как же он ее отпустит теперь?
***
Маша с трудом отсидела все уроки. Она весь день витала в облаках и часто выпадала из реальности, что приводило учителей в замешательство.
— С тобой все в порядке, Машенька, не заболела? — заботливо спросила классная Анастасия Викторовна, когда девушка с третьего раза не прореагировала на ее зов.
Машка, извинившись, помотала головой.
— Не выспалась, простите.
Классная не стала заострять внимание, оставила в покое. Синицина всегда умничкой, вряд ли что-то серьезное. Может, влюбилась, конечно, но девочка она хорошая, экзамены и так не завалит.
Маша снова ушла в себя, не замечая, что наблюдающий за ней Юра становился все мрачнее. По дороге домой, он привычно привлек ее к себе и попытался поцеловать.
— Не сейчас, Юр, плохо себя чувствую, — отстранилась девушка. Парень еще больше нахмурился. Она изменилась. Что-то произошло в выходные. Он почувствовал это еще по тону ее сообщений в их чате, а сегодня только в этом убедился.
Дома Маша лихорадочно стала носиться по пустой квартире, не зная что делать. Родители еще не вернулись с работы, она была единственным их ребенком. Вспоминала их короткую встречу с Германом Сергеичем, он так ничего и не сказал ей толком. Зато как многословны были его губы, его руки. Девушка невольно застонала, низ живота опалило жаром, а щеки заалели от стыда. Она не понимала его, не понимала, что происходит между ними. Он был совсем не похож на ее ровесников, по тем она точно могла сказать, кто запал на нее. А тут не понимала. Нравится ли она ему? А что, если он педофил, растлевающий малолеток, и она по дурости повелась? Тут же сама истерично хихикнула, отмахнувшись от этих мыслей. Нет, невозможно! Да и ей уже скоро 18, какая она малолетняя? Хотя и дурочка, наверняка. Она совсем запуталась, и могла с точностью сказать только одно — ее к нему неудержимо тянет. До боли. И если раньше тянуло больше платонически, она и не смела мечтать о нем на яву, то сейчас она физически чувствовала разрывающее душу желание не только увидеть, любоваться и восхищаться им, но и почувствовать, ощутить.
— Мамчик, у нас тут дополнительное занятие в школе по английскому назначили, я схожу? — позвонила она матери.
Ванесса Афанасьевна 