Поддерживая «светскую» беседу со старшими, добываю нектар. Пальчик-пчёлка достиг бутона. Вот он. Солёненький. Возбуждающий. Охота увести проказницу в беседку, поставить во вчерашнюю позу и лакать. Лакать.
Но тогда за столом безпарность станет угрожающе несимметричной. Просто иду с любовницей на кухню, помогаю с уборкой и мытьём посуды — наступает третья смена блюд. То бишь чаепитие. На кухне нам удаётся слегка утолить жажду. Сначала Верочка подняла попочку на рабочий стол и поставив правую ножку на него же, раскрыла полный доступ к источнику... какого вкусного напитка! Я лизнула несколько декалитров пахнущего лавандной водой, нектара. Не дала иссохнуть от жажды любовнице, массируя её ушки, в которые охота говорить любовные глупости. Договорившись нашалиться в постельке, понесли приборы для чайной церемонии к столу.
А в зале перемена. Даниил, сидя на диване, хвастается коллекцией монет, разложенных в клястере по номиналу и годам. Мама сидит одЕсную от него, (а где же ещё находиться любовнице хозяина, как не по правую руку?), папа естественно ошуюю от мужчины. Он рассказывает о причинах высокой цены на, казалось бы, копеечную монету.
Мне также становится интересной данная лекция, (в моём хозяйстве монет — может на пять таких клястеров), седлаю стул по-кавалеристски — животом к спинке, начисто забыв о своей не полной парадной форме. Платье естественно разъезжается в стороны, по голым бёдрам к, опять же, голой попе. И так как я стремилась занять место в первом ряду, поближе к докладчику, то он первым и заметил необычную «освещённость» моего межножья.
Докладчик стал заикаться, терять нить лекции. Аудитория не слухом, не духом о причине срыва столь занимательного доклада. Так как освещённость в этом месте зала была не равномерной, то папа (видимо, как всякий мужчина, засмотревшись на изящные обводы моих бёдер) заметил...
Пнул меня ногой в ногу. Показал взглядом.
Пипец! Как кричит в каждой серии «Универа» Кузя — это «ПОТЕРЯ ПОТЕРЬ!». Да это полный ПИЗДЕЦ! Это всем пиздецам — пиздец!
Я соскакиваю. Выбегаю из дома. В беседку! Буду в ней спать. Пледы здесь. Захочу пить — оближу росинку с листа винограда. Пописсать? А-а-а, хуже уже некуда, пописсаю в кустиках. Завтра, ещё затемно, выйду за калитку, поймаю ночной таксомотор и уеду к складам. Ну не могу я взглянуть в глаза Даниила!
Моё уединение нарушила любовница. Вера, конечно.
— Тебе поплохело? — Она то возможно уже знакома с докладом, не слушала его, полировала ноготок, чтобы он случайно не причинил боли моей киске.
— Ага!
Сказать? Не знаю стоит ли. Хотя, она, как будущая жена Даниила, всё равно узнает. От него. И вот это будет уже рассказ от ЕГО лица. Как он смотрел на мою щель, как он возбуждался (ли?). Его повествование будет не таким, каким является, если смотреть с МОЕЙ стороны.
Рассказала. И чего добилась? Вот Вера, истерически сжимая живот, валяется на полу беседки, хохочет как лошадь Пржевальского. Мой первый «хи», мгновенно превращает меня в ещё одну лошадь. Не! Если сравнивать по тембру голоса, то я жеребёнок.
Наши ржания услышали старшие. Вышли к нам. И вот уже нас практически табун. Особенно когда выясняется, что в припадке, мы с Верой, опять забыли о своих голых письках.
Я НИКОГДА истерически не смеялась. Как, впрочем, полу истерически, и даже четверть истерически. Это прекрасней оргазма! Это ХУЖЕ оргазма. Это боль. В лёгких, в мышцах живота, в скулах. Это слёзы с соплями. И эйфорическое кружение головы!
Я очнулась, стоя под струями воды из лейки душа. Мама, такая же обнажённая, моет меня. Я младенец, потому что сил во мне ровно на столько, чтобы сказать:
Свидание с продолжением. 