Думая о себе, неожиданно, я поняла, Софья Павловна относилась к близким ей мужчинам, как к маленьким детям, своим детям! Она ласкала их материнской любовью, только расширив, совместив с любовью женщины, и мужчины отвечали ей взаимностью, даже не осознавая этого. Природа не дала, — не обделила, а просто не дала, Софи возможности любить мужчину, но она не лишила её инстинкта материнства, наоборот, усилила.
В каждом мужчине живет мальчик, живет воспоминанием о тепле материнских рук, голоса, защищенности — детством, но, в то же время, Софи не только добросердечная мать, она позволяет им, многое позволяет.
Осмысливая глобальное открытие, — белое пятно в физиологии, новейший взгляд на Софи, я, медленно, поменяла позу «отвернулась», на позу «повернулась».
Осторожно, приподняв мою опухшую ногу, она расстелила полиэтиленовый пакет, опустила носовой платок в банку, смочила и обратилась к Лёше:
— Подержи...
Он взял мою больную ногу, так пугливо, словно принял на руки своего первенца. Я сразу простила ему всё, что надумала о нём последние три часа.
Софи слегка отжала платок и наложила. Нога горела, и влажная прохлада была приятна.
— Мальчиковая моча, то ли на сперме настояна, то ли еще на чём, но наша, со щелок, так не помогает, — поясняла она, между делом. — Ой, сколько я раз голеностоп вывихивала! Высокие каблуки, моя слабость. Если б не это народное средство, давно бы охромела или носила тапочки. Для них калечимся, ими и лечимся!
— Думаешь, пройдет?
— Завтра, Тань, забудешь и про боль, и про опухоль — подтвердила она, обматывая полиэтилен поверх носового платка. — Теперь тепленьким, чтобы прогрело хорошо...
— Софи! — раскрыла я глаза до придела, наблюдая, как она жертвует своим, — подозреваю, очень дорогим аксессуаром
. — Это же пуховой палантин! Сдурела?!
— Нет, я тебя сейчас в рогожку заверну! Лежи, молчи!
Умело создав на ноге аккуратного «кукленка», она снова обратилась к Лёше:
— Теперь, бери нашу Таню на ручки и неси в спальню.
— Он не одет... — брякнула я.
— Не одет?! Я и не заметила... Ну-ка, приподнимись...
— Зачем? — скосила я на неё глазки.
— Спать в платье будешь?
— Ну не при Лёше же?!
Софи осмотрела Ласканио. Не Лёшу, — именно его! Сын Веры молчал, затаился, но Ласканио был красноречив, приподнимался рывками.
— Он хочет тебя видеть, Тань, — улыбнулась она, довольная непроизвольной реакцией юного тела. — Давай, не ломайся. Доставь мальчику удовольствие.
— Стоять!!! — скомандовала Софи. Она умела менять интонации. — Если хочешь подрочить? Тебе не надо прятаться в туалете.
— Софи!.. — заступалась я, понимая, что она это специально, — Не уходи, Лёш, не оставляй меня одну с Рокси! Она права, я не против. Мне нравится, когда ты сам себя ласкаешь... Помоги платье снять.
Я приняла игру Софи и, тут же, разочаровалась.
— И вовсе, я не хотел в туалет, тёть Таня!.. — стыдливо ответил Лёша.
— Ну вот, опять тетя! Несите меня в спальню! Спать хочу!
— Лёша!..
Софи посмотрела на него материнским взглядом.
— Я не хотел никого обидеть, Рокси...
— Таня ждет, Алексей!..
Лёша приподнял меня, я выскользнула из платья, поступательно чувствуя обнаженным телом мужчину.
Мне стыдно перед Софи, но, несмотря на больную ногу, мне остро, до дурмана мускатных запахов, захотелось Лёшу.
— Поцелуй меня, Лёш... — шепнула я, словно не я, когда платье прошло через мою голову, тем растянулось.
Снимать-то, его нужно вниз, а не вверх! Надо же, раньше, обнимаясь с мужем, гражданским, дальнобойщиком, я думала о таких пустяках. Думала, но не с шестнадцатилетним юношей, сыном Веры. Просто мне, до одури, хотелось в
Евгения (Главы 1 - 6) 
webmaster@3iks.ru